Дорога на высоту

-- Ну, то по телефону. Хотелось бы узнать больше.

-- Понятно, -- кивнул головой Н.Н. -- И чтоб узнать подробно о нашей жизни, вы отвели на визит десять минут.

-- Нет -- полчаса, -- мы настраиваемся на его волну.

Кажется, нам всем можно облегченно вздохнуть.

-- Куда вы торопитесь? -- спросила А. -- У вас неотложные дела?

-- Нет.

-- Знаете что? Оставайтесь у нас на шаббат, -- вдруг предложила А. Когда они успели договориться? Или они понимают друг друга без слов? Не стала бы она предлагать, если бы Н-ка был против, понятно, не стала бы.

-- Конечно, оставайтесь, -- подключился Н.Н. -- В воскресенье утром по дороге на работу мы отведем вас на автобусную станцию.

Мы не очень ломаемся, мы даем себя уговорить. Нам хочется побыть с ними.

Мы заносим сумки и осваиваем выделенную нам территорию. Почти на двое суток.

Несколько месяцев тому, когда мы услышали в эфире: "Я Н.Н. Шалом", я рассказала нашему другу, тоже олиму, что, кажется, живут в Израиле наши старые друзья, и мы должны их разыскать.

-- А ты уверена, -- спросил он, -- что они захотят вас видеть?

Наш друг -- врач, ученый, есть у него своя методика, свои приборы. Но здесь ни методика его, ни приборы, ни он сам никому оказались ненужны. Профессор, у которого он проходил стажировку, на работу к себе его не взял и даже не удосужился взглянуть на прибор, который там, в той стране, не одному человеку облегчил страдания. А мог бы, наверное, и здесь -- облегчить.

-- Я не обращаюсь ни к кому из старых знакомых, -- сказал он нам, -- даже к бывшим вроде бы друзьям, которые здесь уже давно. Они так боятся, что мы будем просить помощи. Один близкий приятель, с которым мы вместе долго работали и который имеет вес в здешних медицинских кругах, запретил давать кому-либо номер своего телефона, мне об этом сказали. Я, конечно, к нему не звонил. И ни к кому не звонил. Если пробьюсь, то сам.

-- Но нам от Н.Н. ничего не нужно. Мы были друзьями, мы были больше, чем друзьями, мы просто хотим их видеть.

-- Но они же не будут знать, что -- просто.

Не знаю. Не знаю. Мы должны их найти, если это они. А там уж, как будет.

Мы разыскали номер их телефона, и муж позвонил.

-- Да! -- сказал женский голос на иврите, но с явным русским акцентом.

-- Это квартира Н-ского?

-- Да, -- ответил женский голос уже по-русски.

-- И это -- А.?

-- Да. А кто говорит?

-- Вы знаете?.. -- муж назвал себя.

-- Ну, еще бы!

О Господи! Это -- они! Я забрала у мужа трубку.

-- Вы давно здесь?

-- Пять лет.

-- Все?

-- А... Вы о нас ничего не знаете?.. Н-ка десять лет был в отказе, два с половиной года сидел. А дети здесь уже почти пятнадцать лет. Но... Мишеньки у нас уже нет, он погиб здесь незадолго до нашего приезда...

Я не знаю, что говорить и как говорить после этих слов, но она продолжала рассказывать о себе, о них, и я слушала. А потом мы говорили с Н.Н. По телефону я вмиг узнала его по манере каламбурить.

-- Пишешь? -- спросил он.

-- Стучу, -- признаюсь я. -- Купила машинку.

-- Ну, и до чего достукалась?

-- Да вот, настучала книжонку. Но с изданием в Израиле, сам знаешь... Хотела передать с кем-нибудь в Союз, не берут -- тяжесть.

-- Писать надо легкие вещи.

-- Да уж куда легче -- граммов триста.

Говорить с ним было легко, словно в последний раз мы встречались не тридцать лет назад, а на прошлой неделе.

И сейчас нам легко с ними, и зря я боялась встречи.

-- До шаббата осталось девять часов, -- сказала А. -- Так что я вас бросаю, мне нужно успеть.

-- Ради Бога, о чем ты говоришь! Мы тебе все сейчас переделаем. Только сменю платье.

А. секунду помедлила.

-- Знаете что? Раз у меня будут такие помощники, я дарю вам час. Даже полтора. Н-ка, покажи им город. И парк. Обязательно парк.

Мы согласны. Мы любим новые города. И парки. Мы еще так мало знаем страну, хотя живем здесь уже полтора года.

-- Спускайтесь вниз, -- сказал Н.Н. -- Я сейчас подгоню машину.

Он открывает нам дверь серебристой комфортной удобной машины, и мы садимся, муж рядом с ним, я сзади. Я смотрю на его кипу, она прямо передо мной.

Еще когда мы говорили по телефону, я спросила у А.:

-- Как это случилось? Как вы пришли к вере?

-- Да вот -- пришли... Жена сына -- душой. Она приняла Бога душой. А мы с Нкой -- разумом.

Как это разумом? Вера в душе -- это привычно. А так -- мне непонятно. Я спросила у мужа, понятно ли ему, он сказал, что не знает, как это объясняет Н.Н., но может предположить.

-- Представь себе, что существует некий разум, по сравнению с которым мы -ничто. Можешь ты себе такое представить?

-- Ну, допустим...

-- Мог этот разум создать нашу вселенную?

-- Наверное.

Муж предположил верно, я уже знаю это, но мне все равно невозможно понять, как мог он, Н-ка, наш Н-ка...

-- Н-ка, -- твержу я, глядя на его кипу, -- ты был инженер...

-- Я и есть инженер. И как инженер строю свой вариант. Мир -- это гигантская система, в ней все слажено и взаимосвязано. Она не могла появиться сама по себе, ее должен был кто-то создать. Поверь, я построил немало систем управления, ни одна, даже самая простая, не могла возникнуть сама, вдруг.

Мы едем по длинной главной улице, Н.Н. показывает нам город. Он красив и зелен, и похож на многие города в Израиле, расположенные на равнине. Нарядные витрины плывут мимо меня, как в тумане.

-- Странно, -- говорю я, -- поверить в высший разум -- от разума. По здравому размышлению.

-- Почему -- странно? -- Н.Н. не поворачивает ко мне головы. -- По здравому размышлению только так и можно объяснить существование нашего мира и все, что в нем происходит.

-- Но как, как ты к этому пришел? С чего это началось?

-- Я думал... Как-то я так устроен, что думаю.

-- Но мы же раньше думали одинаково. Мы ни во что не верили.

-- Что значит -- не верили? Мы верили, но в нечто другое.

-- Ах, ну конечно, мы верили в светлое будущее.

Он не откликается на иронию, возможно, моя реплика кажется ему очень уж тривиальной. А может, он просто не хочет прерывать свою мысль.

-- Ты считаешь, что живой мир создан по воле слепого случая?

-- Почему случая и почему слепого? -- вмешивается муж. -- Были в наличии определенные условия, затем работали законы наследственности и изменчивости.

-- И все это длилось миллионы лет? -- спрашивает Н.Н. с явной иронией в голосе.

-- Конечно. Миллионы.

-- Ну вот, видишь, ты веришь в это, -- Н.Н. делает ударение на слове "это", -- а я верю в то, что мир -- чье-то творение, задуманное и реализованное.

-- Но почему же оно так несовершенно? -- спрашиваю я.

-- Что ты! В природе все удивительно гармонично.

-- И особенно в среде человеческой, -- замечает муж. -- Тоже часть природы, между прочим.

-- Мы с тобой инженеры, -- спокойно говорит Н.Н. -- Скажи честно, все, что мы делали, сразу было верхом совершенства? Всегда требовалась обкатка, доводка.

-- Ничего себе шуточки -- доводится человек.

-- Что делать? Такая у человека миссия.

Н.Н. тормозит, и мы выходим из машины.

-- Вот -- это наш парк, -- говорит он и делает широкий жест рукой, как бы приглашая нас войти. Так, наверное, открывают ворота рая -- благословен входящий.

Мы вступаем в огромный тенистый парк и любуемся деревьями в несколько обхватов. Мы знаем, что в землях Палестины давно уничтожили сады и леса, было здесь голо и пусто. Вновь сажать деревья стали уже в новые времена. А парк, по которому мы идем, похож на вековой. Такие деревья выращивают сотни лет.

-- Сколько же лет этому парку? -- спрашивает муж.

-- А как вы думаете?

Н.Н. смотрит на нас лукаво -- вот и попались. Не отгадаете.

-- Трудно сказать...

-- Этим деревьям примерно шестьдесят дет, -- произносит Н.Н. с гордостью, словно самолично сажал их и холил.

-- Шутишь?

-- Иногда я говорю серьезно.

-- Не может быть...

-- Спили любое и проверь по кольцам.

-- Сейчас? -- Все-таки мы не можем обойтись без шуток.