Телеги всё ещё ползли по дороге, когда Гневко на полном скаку влетел в лагерь. Внутри заграждения из повозок царило небывалое оживление. Всюду сновали солдаты в фиолетовых и жёлто-зелёных сюрко. Одни ещё напяливали доспехи, другие одевали тетивы на арбалеты, третьи растаскивали связки болтов по фургонам. Несколько сгрудились подле лошадей. Трое стреноживали их, а ещё парочка накидывали поверх крупов толстые стёганые попоны. Не бог весть какая защита от стрел, но всё лучше, чем ничего. Стучали деревянные молотки, гремели натягиваемые между повозками цепи, звучали отрывистые крики команд. И сквозь весь этот гвалт продирался тонкий, чуть приглушенный вой, перемежаемый сдавленными всхлипами.
Выл торгаш. Он свернулся калачиком прямо в грязи возле одной из повозок, прикрыв руками лицо. Между пальцами сочилось несколько тонких струек крови.
— Это где он так? — поинтересовался я у Торквиля, спрыгивая с коня. Десятник, на рукаве которого красовалась красная лента, взял Гневко под узцы и бросил на торгаша короткий взгляд.
— Это то? — равнодушно поинтересовался он, — Да начал бегать по лагерю и истерить, мол мы все умрём, нам всем п***ец, мол Алерайцы вообще звери и никого в живых не оставят, бегите, спасайтесь, пока ещё можете. Пришлось нам с ребятами его немножко успокоить. Пару раз в глаз, один раз — в зубы и ещё разок под рёбра, чтоб не голосил на весь лагерь. Конечно, видок у него теперь дерьмовый, зато под ногами не путается.
— Правильно сделали, — кивнул я, поправляя съехавшие ножны, — Затащите его куда-нибудь под телегу, чтоб во время схватки этого обмудка стрелами не посекло, — затем повернулся к лагерю и крикнул, — Остальным, слушать меня!
Через несколько секунд гвалт почти сошёл на нет. Разве что несколько молотков продолжали стучать, приколачивая последние щиты в зазоры между повозками.
— Значит так, мужики. Многие из вас уже наслышаны, чем занимаются эти упыри с юга, — я выдержал паузу, приковывая к себе всё их внимание, — Так вот большая часть из этих россказней — правда. Мы только что убедились в этом сами. Эти ублюдки даже не звери. Они — хуже чем звери. Пощады от них ждать не стоит. Кто обосрётся и драпанёт — сдохнет. Кто попытается сдаться — того ждёт участь гораздо хуже смерти. Но это не значит, что их нужно бояться. Алерайцы привыкли нападать на беззащитных и слабых. Грабить крестьян, торговцев и паломников. Тех, кто не может укусить в ответ, — пауза. Втянуть воздух в опустевшие лёгкие, а заодно, дать им осмыслить сказанное, — Они ещё не сталкивались с северянами. А вот мы уже имели дело с этими выродками. Мы знаем, что они, как и любой другой смертный, могут орать от боли, сраться под себя и истекать кровью. Мы им эту кровь уже пускали. Так, мать вашу, давайте сделаем одолжение этим мягкобрюхим южанам и пустим её снова!
Собравшаяся вокруг меня ватага солдат разразилась дружным одобрительным рёвом. Подключились даже солдаты барона, которые в большинстве своём северянами не были.
— Все по местам! Не щадить никого! К бою!
Я шумно выдохнул и отёр со лба пот. Речь получилась лучше, чем обычно. Вкинуть что ли ещё пару очков в харизму, чтоб было совсем хорошо. В конце концов высокий боевой дух — уже половина выигранного сражения.
— Отличная речь, — барон спрыгнул на землю рядом со мной, — Смотрю поездка в деревню заставила тебя пересмотреть свои взгляды.
— Есть такое дело, — бросил я, забирая у одного из бойцов снаряжённый арбалет и колчан с болтами. Сил на магию уже не осталось, так что придётся работать по старинке. Эх, и давненько же я не стрелял с этой штуковины. Ну да ничего, глаза боятся, а руки помнят, — Но об этом потом. Сейчас нужно отбить нападение.
— Это точно. Мои люди уже на местах, — кивнул барон, забирая ещё один арбалет. Он тоже не собирался стоять в стороне, — Пусть ваш знаменосец подаст сигнал, когда твои будут готовы.
— Добро. Айлин, — я повернулся к девушке, — Распредели своих по телегам. Их задача — взводить и подавать арбалеты. В бой пусть не лезут, даже если эти говнюки прорвутся внутрь укреплений. Они ещё не готовы, да и совместных учений у нас пока не было.
— Поняла, — кивнула девушка, застёгивая ремешки шапели. Больше этот шлем не казался ей клоунской шляпой. С тех самых пор, как спас ей лицо от когтей заражённого, — Эй, Марта! Все готовы…