И тогда Александра решилась: разбежалась и прыгнула с площадки вниз, уж лучше разбиться, чем оказаться в лапах этих мерзавцев. Ветер подхватил ее невесомое тело и понес прочь, а она, чтобы как-то управлять полетом, раскинула руки и полетела, точно птица, вверх, снизу ее, наверное, приняли за маленький самолет. Ощущение свободы переполнило Александру, в душе рос необыкновенный восторг. Она поднималась все выше и выше, восторг переполнял её до такой степени, что она закричала на всю вселенную: «Я птица, я лечу!»
Приземлилась Александра в красивом цветущем парке. Цвели вишни и яблони, аромат был густой, но нельзя было присесть под деревом и отдохнуть, потому что нужно идти вперед. И она пошла — через парк, густой лес, туда, где виднелась вершина новой горы. И казалось, что там что-то необходимо важное, что предстоит ей сделать…
Александра шла долго, но вот лес расступился, и она увидела на склоне горы красивый поселок, утопающий в ослепительно белых вишнёвых садах. А вершина горы зеленела на столь же ослепительном, без единого облачка, голубом небе. Откуда-то зазвучала музыка, и Александра, прислушавшись, поняла, что это её песня: «Тополиная метель город запорошила…» Удивилась: откуда здесь, в неведомой глуши, могут знать её песню? Вскоре поняла: по тропке, сбегавшей к подножию горы, словно желтая змейка, шагал парень в солдатской форме-камуфляжке и размахивал магнитофоном — оттуда и звучала песня: «…А ко мне пришла любовь, не звана, не прошена…»
— Митенька, ты ли это? — узнала она соседского паренька, погибшего в Чечне. Жив, значит, не погиб…
— Я, тётя Саша, я!
— А что же домой не идешь? Мать извелась вся.
— Я хочу, но не могу, — погрустнел Митенька.
— Как не можешь? Жив-здоров, руки-ноги на месте, возвращайся.
— Не могу. Нельзя, — ответил он, качая головой. И грустно пошутил: — Выездную визу не дают. А вы идите к домам, там вас ждут.
Александра пошла, недоумевая, почему Митька домой не едет. Его мать, получив известие о смерти сына, слегла в больницу с сердечным приступом, едва выкарабкалась из болезни. Врачи даже удивлялись. А всё было очень просто: у нее был еще один сын-школьник, и не могла она бросить его на произвол судьбы по причине своей смерти. О, любовь матери многое может!
Возле крайнего в поселке чистенького домика Александру и впрямь ждали: на скамейке рядом с воротами сидели мама и Смирнов.
— Доченька моя! Здравствуй!
Александра споткнулась, увидев мать: как, и она жива?! Так почему же не приезжает к ней?
— Мама! Почему ты давно не приезжала ко мне?
— Ой, милая, очень уж далеко я от тебя живу. Не смогу дойти, а тебе спасибо, что ты ко мне приезжаешь.
— Мама! — вскричала Александра, — как я могу к тебе приехать, если ты…
— Ну, в известной мере ты права, но здесь, в небесном поселке, все не так, как у вас на земле. И тебе нельзя приезжать сюда.
— Я не пойму, мама, где я оказалась… Знаешь, я боюсь вас немного, извини, пожалуйста, но рада вас видеть… Наверное, я просто вас вижу во сне. Но если во сне, то, выходит, мне надо ждать неприятности, да?
— Нет, доченька, у тебя всё будет хорошо. Разве плохо, что у тебя двое сыновей. Спасибо, что младшего сына назвала моим именем. Он хороший, только натура в нём отцовская говорит. Ну да это неудивительно, ведь он и его сын. Он поймет тебя, поверь мне, просто вырос он в другом времени, не в том, что жили мы — ты и я.
— Спасибо, мама, я рада, что такого хорошего мнения о Павле. Я иногда злюсь на него.
— Да ведь и я злилась на тебя, когда ты мало внимания мне уделяла, уж ты прости меня за это, доченька. Понимала, что зря сержусь на тебя, а сердилась. А Паша у тебя хороший, только мальчишка он ещё, — заметив, что Александра удивленно вскинула брови, добавила: — Взрослый он телом и разумом, а по сути — мальчишка маленький, которому страшно жить в вашей жизни, потому что он не нашел пока свое место в ней. Ты его прости, и меня прости, я знаю: тебе простить легко, потому что в твоей душе нет зла.
— Мама, — на глаза Александры навернулись слезы, — это мне надо просить у тебя прощения…
— Ой, какие тут слезы! — раздался голос Геннадия. — Ну и что за горе? Пигалица, ты зачем мамку расстроила? Задрать бы тебе юбку да всыпать хорошенько! — говорил сурово, а глаза смеялись.
— Ну ладно, ребята, мы с отцом — на покой, а вы уж тут сами поговорите, — сказала Павла Федоровна, и они пошли вместе со Смирновым по дороге из золотистого песка, пока не превратились в еле видимое марево.