Дима увидел Лукьянова еще издали, протиснулся к барьеру. У него было измученное бессонницей лицо, покрасневшие глаза смотрели на Лукьянова настороженно и виновато.
— Здравствуйте, дядя Дима!
— Здравствуй! Вот я и пришел.
Он выжидательно вглядывался в парня, но тот молчал, опустив глаза. Пальцы его с силой вцепились в барьер.
— Ты… Ничего нового мне не хочешь сказать?
— Нет, дядя Дима. — Он не поднимал глаз. — Я сказал все, что мог.
— Но ты понимаешь, что этим сам ухудшаешь свое положение?
Он молчал.
— Ты понимаешь это?
— Я понимаю… Но я… не могу иначе, поверьте.
— Я бы мог тебе помочь, но ты связал меня словом. Ты по-прежнему стоишь на своем?
— Да.
Что ж, пусть будет по-твоему. Я сдержу свое слово. — Лукьянов видел, как парень быстро вскинул на него благодарные глаза и тут же опустил их снова. — Но ты должен быть готов к тому, что это может произойти независимо от тебя и от меня.
Нет, дядя Дима… — парень медленно покачал головой, и губы его чуть дернулись, — ничего уже не может произойти…
Он по-прежнему стоял, вцепившись в барьер, и вдруг подался вперед.
Скажите, бывало у вас когда-нибудь такое, что я вы очень верили человеку, а он бросил вас в трудную минуту, забыл о вас?
— Было, — сказал Лукьянов, бледнея.
— Значит, никому нельзя верить? Даже самым близким друзьям? Даже…
Голос его пресекся.
— Верить можно и нужно, — с силой проговорил Лукьянов. — Слышишь, можно и нужно! Как бы тяжко ни приходилось. Это ты запомни! Это я завещаю тебе навсегда, на всю жизнь! Ты понял меня? — Он смотрел прямо в глаза парню. — Я должен уехать на два-три дня, и я хочу, чтобы ты знал: о тебе никто не забыл, тебя никто не бросил. Тебя помнят и любят, несмотря ни на что! Ты хочешь что-нибудь передать маме?
— Скажите ей… Скажите ей, что я ее очень люблю!
— Хорошо, — улыбнулся Лукьянов. — Скажу обязательно.
Вечером из гостиницы он позвонил в Москву на квартиру Елисеевым и попросил к телефону Люду.
— Ее нет, она уехала, — ответил старушечий голос.
— Разве она не вернулась из Приморска?
— Из Приморска?.. — старушка замялась. — Из Приморска она приехала, а потом опять уехала с матерью… А кто это спрашивает? Откуда вы звоните?
— Звонят с киностудии, — сказал Лукьянов. — Мы проводили съемки в их школе, и Люда оказалась самой фотогеничной, мы хотели пригласить ее на съемки детского фильма, которые будут проводиться зимой. Надо обязательно написать ей, получить ее согласие, чтобы закрепить за ней эту роль.
— Закрепляйте! — закричала старушка. — Она согласится! Обязательно! Она очень любит сниматься, и артистка из нее получится прекрасная, можете мне поверить, я ее бабушка!
Не сомневаюсь, — сказал Лукьянов. — Но такой порядок — необходимо письменное, официально оформленное согласие. Мы должны выслать ей бланк договора, чтобы она его собственноручно заполнила. Вы можете сообщить адрес?
— Одну минуточку подождите, не вешайте трубку… — было слышно, как старушка торопливо укладывает трубку. Потом она долго молчала. Наконец он снова услышал ее голос. — Вот, нашла, вы записываете?
— Да, да, — сказал Лукьянов, — пожалуйста.
— Крымская область, Большая Ялта, санаторий «Ливадия», корпус два, Елисеевой Людмиле Георгиевне.
— Спасибо, — сказал Лукьянов. — А что случилось?
— Людочка внезапно заболела, и мама увезла ее в санаторий, — заученным голосом сказала старушка.
— Что-то серьезное? — забеспокоился Лукьянов.
— Да… То есть, нет… Понимаете… — старушка запуталась. — Просто… Вы знаете, я скажу вам по секрету ее просто надо было увезти, сменить обстановку, у девушек ее возраста это бывает…
— Ну, это ничего… — успокоил Лукьянов старушку. — Мы сегодня же вышлем договор. Спасибо.
Он нажал на рычаг, разъединился с Москвой и набрал номер справочного аэропорта, узнал, когда отправляется самолет в Симферополь. Затем он позвонил Неле на дачу, сказал, что должен уехать на несколько дней, постарается улететь утренним рейсом..
Он передал ей слова Димы и просил навещать его все это время.
18
От вертолетной площадки к Ливадии Лукьянов пошел пешком. Торопиться не хотелось, было еще рано, половина девятого, в санатории, наверное, завтракают.
Он спустился по улице Сеченова, вышел к таксопарку и пошел вправо, по ухоженному извилистому шоссе, ведущему в сторону моря. Шел, никого не спрашивая. Он был здесь однажды с Марийкой и дочкой, она тогда была еще совсем маленькая, годика два, не больше. Шел и вспоминал. Они впервые в жизни поехали отдыхать, поселились в Ялте, а купаться поехали на Ливадийский пляж, шли по этой дороге, он нес Танюшку на руках, она все время ворочала головкой, таращила черные глазенки на диковинные цветы и деревья, вскидывалась и кричала: «Матри, мама! Матри, папа!»