– Не обращай на него внимания. Он лжет, такова их натура.
Все джинны обманывают речами. Пытаются убедить, что они нам не враги, пусть целое тысячелетие исторических свидетельств говорит об обратном. Среди первых уроков, которые я усвоила как Щит, был и такой, что лучше отрезать себе уши, чем слушать словеса джинна. А еще лучше – убить его, не дав и шанса заговорить.
Здешний вздыхает:
– Как жестока ты в своем невежестве. Неужто веришь, что твой брат нашел сюда дорогу собственнолично? И по чистой удаче провел столько времени в моем жилище невредимым? Нет, мы с Афиром были друзьями. Он даже упоминал о тебе в наших беседах. Свою любимую сестренку Имани.
– Кончай лгать, – приказываю я. – Ты не знал нашего брата, ты лишь роняешь те крохи, которые подслушал в нашем разговоре, чтобы нас обмануть. Ты глупец, если думаешь, что это сработает.
Тишина. А затем спокойный, как летняя ночь, голос:
– Я знаю, что ваша мать, Захра, – верховная ученая в Калианских архивах. Я знаю, что ваш отец, Муамер, происходит из известного рода коневодов. Я знаю, что ваша тетка Азиза – Ведающая мисрой. Напомни-ка, затрагивали вы эти детали в разговоре?
Амира медленно поднимается на ноги.
– Ты и правда знал Афира.
Сама возможность этого – сущий кошмар. В пустыне я встречала многих чудовищ, но, стоя здесь, беседуя с тенью, которая не сотворила ничего, лишь назвала имена моей семьи… я слабею от сопливого страха.
– Можем ли мы тебя увидеть, чтобы поговорить? – спрашивает Амира.
– Молчи, – шиплю я на сестру, но та встает рядом со мной, беззаботно протягивая руку во тьму.
– Имани не причинит тебе вреда. Мы всего лишь хотим узнать больше о нашем брате.
Я крепче сжимаю клинок, готовясь, что из тени выскочит нечто жуткое. Но из мрака на свет является юноша, примерно моего возраста – и в то же время будто извечный. Он неестественно красив, с худощавым, лисьим лицом, на котором больше всего выделяются безжизненные глаза под прямыми бровями. Зловеще завораживающие, словно отнятые у гиены, черные и непроницаемые настолько, что по ним не прочесть ничего, ни дружелюбен ли он, ни злобен ли он, ни жив ли он вообще. Волнистые черные волосы игриво ниспадают до подбородка, подчеркивая гладкую смуглую кожу цвета песка, раскаленного полуденным солнцем. Стройную фигуру обнимает простая, но изящная черная туника поверх черных же шальвар длиной до середины икры. И джинн бос, лишь тонкая нить черных бус украшает одну лодыжку. Словно он в день отдыха лениво шатается по дому.
– Меня зовут Кайн. Я не причиню вам вреда, если это взаимно.
– Мы тоже не хотим причинить никому вреда. – Амира позабыла страх, а у меня нет времени объяснять, что могущественные джинны способны принять привлекательный облик, чтобы, как они думают, обманом усыпить нашу бдительность. – Откуда ты знаешь Афира?
– Нашел его, отчаявшегося, в Пустошах. Незадолго до того он вернулся из Алькибы, куда его с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, постоянно отправлял на разведку Совет.
Что-то странное творится с моим сердцем. Кажется, оно встало боком.
– Тогда ты его совсем не знаешь, – произношу я с гораздо меньшей убежденностью, чем хотелось бы. И думаю, как заметно стали затягиваться вылазки Афира, когда ему исполнилось восемнадцать и он начал ходить в них в одиночку.
– Наш брат был Щитом, – говорит Амира.
Кайн склоняет голову.
– Верно, и Совет знал о его второй, тайной службе – раз за разом путешествовать взад-вперед через Поглощающие пески и докладывать о найденном. В отличие от предшественников заимы пожелали знать все о делах в мире. – Кайн кивает на карту на полу. – Не такая уж бесплодная пустошь, которую вы себе представляли, а? Народы, очень похожие на вас. Даже можно сказать, что родня. У вас общие предки.
– Ложь! – Мой клинок задевает тунику джинна. – Мы совершенно разные.
Кайн, кажется, проявляет живейший интерес и к мечу, и ко мне, разглядывая нас по очереди.
– И ты понимаешь алькибанский. Он принадлежит к той же языковой семье, что и сахиранский, ты знала? Но жители Алькибы, конечно, лишены благословленного дара волшебства Великого духа.
Джинн сверкает сухой полуулыбкой, от которой на щеке показывается ямочка.
– Афир был прав. – Амира поворачивается ко мне. – А Совет лгал, что снаружи ничего нет.
Я внезапно начинаю перебирать в памяти все, что Афир говорил и делал, прежде чем исчезнуть, переосмысливать в свете новых, ужасных знаний. Подобное лишь сбивает меня с толку, Афир попросту разорвал мой мир на части, развеял в прах законы, которые сохраняли в нем порядок. И я плыву следом по течению, подхваченная потоком, и отчаянно желаю ухватиться хоть за что-нибудь.