— Надеюсь, она сможет опознать нападающего, — спросил как бы между прочим Харлоу.
— Невозможно. Она видела только, как гигант в маске выскочил из гардероба и напал на нее. Она еще утверждает, что он был с дубинкой. — Он прикрыл трубку рукой. — Извините меня. Полиция...
Харлоу с облегчением вздохнул и пошел прочь, толкнув вращающуюся дверь, повернул от выхода направо, еще раз направо, вошел в гостиницу через другие двери и, никем не замеченный, поднялся в свой номер. Здесь он вытащил кассету из своего миниатюрного фотоаппарата, заменил ее новой, вложил фотоаппарат в большую кинокамеру, завинтил заднюю крышку, добавив при этом на ее черной металлической поверхности еще несколько" царапин. Использованную кассету он положил в конверт, написал на нем свое имя и номер занимаемого гостиничного номера, отнес его вниз дежурному администратору, где к этому времени все уже успокоилось, и, попросив положить пакет в сейф, вернулся в номер.
Около часа Харлоу, сменив свой парадный костюм на закрывающий шею темно-синий свитер и кожаную куртку, сидел, терпеливо ожидая, на своей железной кровати. Затем он услышал внизу тяжелый гул дизельного мотора, тут же мелькнул в ночной тьме свет фар. Харлоу выключил свет, открыл окно и выглянул вниз. Это возвращались с приема гости. Тогда он задернул шторы, включил свет, вынул из-под матраца бутылку, прополоскал виски рот и вышел.
Он оказался внизу как раз тогда, когда первая группа вернувшихся входила в вестибюль. Мэри, опираясь одной рукой на трость, другой держала под руку отца, но как только Мак-Элпайн увидел Харлоу, то сразу передал ее руку Даннету. Мэри спокойно взглянула на Харлоу, выражение лица ее было безразличным.
Харлоу попытался пройти мимо, но Мак-Элпайн встал на его пути.
— Мэр был очень раздосадован вашим отсутствием, — сказал он.
Харлоу абсолютно не заинтересовало настроение мэра.
— Он наверняка был единственным, кто заметил мое отсутствие, — ответил он.
— Вы не забыли, что у вас с утра первый заезд на треке?
— Я хорошо помню, кто за кем стартует на тренировке. Разве я когда-либо нарушал график?
Харлоу сделал еще одну попытку пройти, но Мак-Элпайн снова заступил ему дорогу.
— Куда вы идете? — требовательно спросил он.
— Так, пройдусь.
— Я запрещаю вам...
— Вы не можете запретить мне то, чего нет в контракте.
И с этими словами Харлоу спокойно вышел. Даннет взглянул на Мак-Элпайна и принюхался.
— Воздух стал ароматнее, не так ли?
— Что-то мы все-таки просмотрели, — сказал Мак-Элпайн. — Это надо уточнить.
Мэри взглянула на одного, потом на другого.
— Значит, вы обыскивали его комнату, пока он был на треке. И не успел он уйти, как вы опять беретесь за свое. — Она выдернула руку из руки Даннета. — Не дотрагивайтесь до меня. Я сама смогу подняться в свой номер.
Хромая, она пошла дальше без них.
— Это более чем неразумно, — обиженно заметил Даннет.
— Такова любовь, — вздохнул Мак-Элпайн.
По ступенькам парадной лестницы Харлоу сбежал мимо Нойбауэра и Траккиа. Как обычно, он не перебросился с ними ни одним словом, будто не заметил их. Те, повернувшись, с интересом посмотрели ему вслед. Харлоу шел напряженно, так идут не вполне трезвые люди, которые стараются изо всех сил скрыть это. Все внимание его, казалось, было сосредоточено на собственных ногах. Нойбауэр и Траккиа понимающе переглянулись и кивнули друг другу. Тогда Нойбауэр вошел в гостиницу-виллу, а Траккиа двинулся следом за Харлоу.
Теплый воздух к ночи стал холоднее, начал накрапывать дождик. Это устраивало Траккиа. Обыватели обычно не выносят никаких атмосферных осадков, и, хотя гостиница-вилла Чессни была расположена практически в маленькой деревне, прохожие постарались при первых же каплях дождя спрятаться под крышу: возможность потерять Харлоу в людской толпе таким образом исчезла. Дождь продолжал моросить, и неожиданно для самих себя Харлоу и Траккиа, идущий следом за ним, остались одни на улице. Для преследователя Харлоу это представляло некоторую опасность, потому что тот мог в любой момент неожиданно оглянуться и заметить его, но здесь решающим было то, что Харлоу торопливо и целеустремленно шел своей дорогой, не глядя по сторонам. Поняв это, Траккиа смело сократил расстояние, разделявшее их, до десяти ярдов. В поведении Харлоу между тем обнаружилось нечто загадочное. Он вдруг начал спотыкаться, шел по кривой и даже стал покачиваться. Когда они проходили мимо дверей магазина, Траккиа успел заметить в витрине отражение закрытых глаз и трясущейся головы Харлоу. Но внезапно он приободрился, будто одернув себя, и продолжал свой путь хоть и нетвердой поступью, но решительно. Траккиа подошел на еще меньшее расстояние, лицо его выражало презрение и отвращение. Выражение это усилилось, когда Харлоу опять потерял контроль над собой, налетел на угол дома и по кривой его занесло влево.
Оказавшись вне видимости Траккиа, за углом, Харлоу, однако, утратил все явные признаки опьянения и быстро юркнул в первую же подворотню. Из кармана он извлек вещь, которую обычно не носят с собой гонщики — переплетенную в кожу дубинку с петлей для руки, нечто вроде кистеня. Харлоу сунул руку в петлю и затаился.
Он ждал совсем недолго. Едва Траккиа свернул за угол, как его лицо утратило презрительное выражение, потому что он увидел пустынную слабоосвещенную улицу. В замешательстве он ускорил шаг и буквально через мгновение оказался возле подворотни, где поджидал его Харлоу.
Гонщик на Гран При должен обладать чувством времени, аккуратностью и глазомером. Все это у Харлоу было развито в высшей степени. К тому же он был в отличной форме. Траккиа сразу потерял сознание. Даже не взглянув на него, Харлоу перешагнул через распростертое тело и бодро продолжал свой путь. Только теперь его маршрут изменился. Он прошел в обратном направлении с четверть мили, повернул влево и оказался на стоянке транспортеров. Так что, когда Траккиа придет в себя, он наверняка не будет иметь ни малейшего представления о том, куда шел Харлоу.
Джонни свернул к ближайшему транспортеру. Даже теперь, в дождь и темень, на нем без труда можно было прочитать надпись «Коронадо», сделанную двухфутовыми золотыми буквами. Он отомкнул дверь, вошел внутрь и включил сильный свет, которым пользовались механики при работе с точной техникой. Здесь не было необходимости использовать красный свет, осторожничать и опасаться: ведь никто не стал бы возражать против права Харлоу находиться в транспортере, ему принадлежащем. Тем не менее он замкнул дверь и оставил ключ в замке повернутым на пол-оборота, чтобы никто не мог отомкнуть ее снаружи. Потом он прикрыл от посторонних глаз дощечкой окно и, только проделав все это, подошел к полке с набором инструментов, чтобы выбрать нужные.
Мак-Элпайн и Даннет не впервые уже тайно осматривали номер Харлоу, и каждый раз их находки не доставляли им ни малейшей радости. Находка, сделанная на этот раз в ванной комнате Харлоу, была из того же числа. Пока Даннет держал в руке крышку сливного бачка, Мак-Элпайн вытащил оттуда бутылку солодового виски. Они какое-то время еще безмолвно глядели друг на друга, затем Даннет сказал:
— Находчивый парнишка наш Джонни. Может быть, он и под водительское сиденье своего «коронадо» сунул корзину с выпивкой. Но, я думаю, лучше оставить бутылку там, где мы ее нашли.
— Это для чего же? Какой в этом прок?
— С ее помощью мы узнаем его дневную норму. А если мы отсюда заберем бутылку, то он будет пить где-нибудь еще — ведь вы знаете, как он умеет исчезать на своем красном «феррари». И тогда мы вообще ничего не узнаем.
— Может быть, может быть. — Мак-Элпайн смотрел на бутылку почти со слезами. — Вот как поступает теперь лучший гонщик нашего времени, возможно, лучший гонщик всех времен. Вот к чему он пришел. Почему же никто не мешает опускаться таким людям, как Джонни Харлоу, Алексис? Потому что все боятся, что они доберутся до самых высот.