С приездом в селение банковского служащего Димаса отцы и мужья насторожились. Священник дон Хосе, настоящий святой, многократно беседовал с доном Димасом, подчеркивая серьезные последствия, как благотворные, так и пагубные, которые может иметь воздействие его усов на селение. Эти постоянные собеседования священника и дона Димаса несколько рассеяли опасения отцов и мужей, и даже Перечница-младшая сочла, что нет ничего предосудительного и рискованного в том, чтобы позволять дону Димасу время от времени провожать себя, хотя ее старшая сестра, доводя до крайности требование скромного поведения, во всеуслышание порицала ее, крича о ее «распущенности и бесстыдстве».
Без сомнения, перед Перечницей-младшей, которой до сих пор эта долина казалась глухой и безрадостной, как тюрьма, открылись новые горизонты, и она впервые в жизни обратила внимание на красоту обрывистых гор, поэтичность широко раскинувшихся лугов и тревожащие воображение пронзительные свистки паровозов, прорезающие ночную тишину. Все это в общем и целом пустяки, но пустяки, приобретающие особое значение для очарованного сердца.
Однажды вечером Перечница-младшая вернулась ликующая со своей обычной прогулки.
— Послушай, сестра, — сказала она. — Не знаю, почему ты невзлюбила Димаса. Это самый лучший человек, какого я знаю. Сегодня я заговорила с ним о наших деньгах, и он сразу подал мне несколько мыслей насчет их прибыльного помещения. Я сказала ему, что мы их держим в одном банке в городе и что мы с тобой обсудим это дело и решим, как поступить.
Перечница-старшая так и взвыла.
— А ты сказала ему, что речь идет всего лишь о тысяче дуро?
Перечница-младшая улыбнулась: сестра недооценивала ее осмотрительность.
— Конечно, нет, — ответила она. — О сумме я ничего не сказала.
Лола, Перечница-старшая, пожала плечами — мол, пойди потолкуй с ней. Потом крикливо засыпала словами — казалось, они не вылетают изо рта, а скатываются, как на салазках, с ее острого носа.
— Знаешь, что я тебе скажу? Этот человек — мошенник, который просто морочит тебя. Неужели ты не видишь, что все селение точит лясы по этому поводу и смеется над твоей глупостью? Наверное, ты единственная, кто этого не знает, сестра. — Она внезапно смягчила тон, — Тебе тридцать шесть лет, Ирена, ты этому парню в матери годишься. Подумай об этом хорошенько.
Ирена, Перечница-младшая, вскипела:
— Да будет тебе известно, Лола, мне больно выслушивать все это. Мне противны твои злобные намеки. По-моему, в том, что сходятся мужчина и женщина, нет ничего особенного, И не имеет никакого значения, если между ними разница в несколько лет. Просто-напросто все женщины в селении, начиная с тебя, завидуют мне. Вот это верно!
Перечницы разошлись, задрав нос. А на следующий вечер Куко, станционный смотритель, объявил в селении, что донья Ирена, Перечница-младшая, и дон Димас, банковский служащий, сели на товарно-пассажирский поезд и уехали в город. Когда Перечница-старшая узнала об этом, ей кровь бросилась в голову и у нее помутился разум. Она упала в обморок и очнулась только через пять минут. А когда пришла в себя, достала из сундука, кишевшего молью, черное платье, которое хранила еще со смерти отца, облачилась в него и быстрым шагом направилась к дому священника.
— Боже мой, какое несчастье, дон Хосе, — сказала она, входя.
— Успокойся, дочь моя.
Перечница села в плетеное кресло возле стола священника и взглядом спросила дона Хосе, известно ли ему, что произошло.
— Да, и знаю; Куко мне все рассказал, — ответил священник.
Она глубоко вздохнула с таким шумом, как будто у нее ребра застучали друг о друга. Потом отерла слезу, круглую и крупную, как капля дождя.