А на кресте венок качается.
Кругом забвение и тишь.
«Нет, этим дело не кончается», —
Ты убежденно говоришь.
И все же, недоумевая,
Ты долго медлишь у холма,
Где скрылась жизнь и где сама
Травинок поросль молодая
Непостижима для ума.
1958. Репино
«Будет все, как и раньше было…»
Будет все, как и раньше было,
В день, когда я умру.
Ни один трамвай не изменит маршрута.
В вузах ни один не отменят зачет,
Будет время течь, как обычно течет.
Будут сыны трудиться, а внуки учиться,
И, быть может, у внучки правнук родится.
На неделе пасхальной
Яйцо поминальное
К изголовью положат с доверием,
А быть может, сочтут суеверием
И ничего не положат.
Попусту не потревожат.
Прохожий остановится, читая:
«Крандиевская-Толстая».
Это кто такая?
Старинного, должно быть, режима…
На крест покосится и пройдет себе мимо.
1958. Больница Эрисмана
«Так случилось под конец…»
Так случилось под конец,
Не могли сберечь колец.
Потерялося твое,
Я не знаю, где мое.
Так случилось, так пришлось, —
Мукой сердце извелось.
Стало каменным твое,
И обуглилось мое.
Не ропщи и не зови,
Не вернуть назад любви.
Бродит по свету моя,
Под крестом лежит твоя.
1958. Репино
Сон («Сон наплывал и пел, как флейта…»)
Сон наплывал и пел, как флейта,
Вводя абсурдное в законное.
Мне снилась будка телефонная
И в окнах будки образ чей-то.
И как во сне бывает часто,
Казалась странность обыденностью,
И сон, свободный от балласта,
Пугал своей непринужденностью.
Я за окном узнала вдруг
Тебя, продрогшего от ливней.
Ты звал меня: «Вернись, прости мне,
Согрей меня, как прежде, друг…»
И в руки ледяные взял
Мои, сведенные от боли,
И боль ушла. Не оттого ли,
Что сон уйти ей приказал?
Он длился, длился… Ночь плыла,
Вводя абсурдное в законное,
И эта будка телефонная
Второю жизнью мне была.
1958. Репино
«Когда ты ставишь в глиняную вазу…»
Когда ты ставишь в глиняную вазу
Листвы сентябрьской огненный букет,
Все краски осени припомни сразу
И все тона, которым равных нет.
Боярышника позднего багрянец
С кленовой веткой ты соедини,
Чтоб радовал он в пасмурные дни,
Российских рощ и осени посланец.
1958. Репино
Могила летчика
В терракотовый выкрашен цвет
Пропеллер из легкой жести,
А креста на могиле нет,
Но цветы и венки на месте.
Под пропеллером фотография,
Юный летчик, мальчик совсем,
И взамен любой эпитафии
Этот дважды простреленный шлем.
Обречен на дожди и на ветер
Коленкор похоронной ленты.
Обречен увядать букетик,
На пропеллер положенный кем-то.
Жизнь заботы и почести делит,
А смерть собирает в одно.
Крест простой, жестяной ли пропеллер —
Ей, бывалой, не все ли равно?
1958. Репино
«Черт лица твоего я не вижу…»
Внучке Шурочке
Черт лица твоего я не вижу,
Слышу голос любимый твой.
Подойди ко мне, стань поближе,
Дай коснуться тебя рукой.
От волос твоих — запах теплый.
Чтоб тебя разглядеть как-нибудь,
Протираю очков своих стекла…
Надоела в глазах эта муть!
Говоришь: «Не хочу уходить».
И к плечу прислонилась невольно.
Разве этого мне не довольно,
Чтобы все же счастливою быть?