На окраине города наткнулись на супермаркет. Несколько старых машин посреди захламленной парковки. Там оставили свою тележку. Прошли по заваленным мусором рядам. В овощном отделе на дне ящиков нашлось несколько окаменевших фасолин да мумифицированные останки того, что когда-то было абрикосами. Мальчик не отставал ни на шаг. Через заднюю дверь вышли наружу, где ничего, кроме пары заржавевших тележек, не было. Вернулись назад в магазин — искали тележку поновее, но безуспешно. Рядом с входной дверью — опрокинутые на пол и разбитые монтировкой два автомата для продажи кока-колы. В пыли — разбросанные по полу монеты. Он сел, запустил руку внутрь: во втором автомате пальцы наткнулись на холодный металлический цилиндр. Медленно вытащил руку с добычей и уставился на банку кока-колы.
— Что это, пап?
— Кое-что вкусненькое, для тебя.
— Что это?
— Подожди. Садись.
Ослабил узлы, помог мальчику снять рюкзак и поставил его так, чтобы можно было спиной на него опереться. Просунул большой палец под ушко, дернул кверху и открыл банку. Поднеся кока-колу поближе к носу, уловил шипение лопающихся пузырьков и протянул банку мальчику.
— На-ка, пробуй.
Мальчик взял банку.
— Там пузыри.
— Ну же, не бойся.
Мальчик посмотрел на отца, наклонил банку и сделал один глоток. Задумчиво посидел, решая, нравится ему или нет, а потом сказал:
— Ужасно вкусно.
— Ну видишь.
— Пап, ты тоже глотни.
— Я хочу, чтобы ты все выпил сам.
— Пап, ну пожалуйста.
Он взял банку, чуть-чуть отхлебнул и вернул мальчику.
— Допивай. Давай посидим здесь немного.
— Потому что мне никогда больше не придется такое попробовать, да?
— Кто знает, что нас ждет впереди.
— Понятно.
День уже подходил к концу, когда они вошли в город. Длинные бетонные щупальца хайвеев и переплетенья шоссейных развязок, словно развалины гигантского парка аттракционов, маячили в сгущающемся сумраке. Засунул пистолет за пояс, куртку оставил незастегнутой. Повсюду лежали мумифицированные тела: кожа потрескалась и прорвалась на стыках костей, сухие и перекрученные как проволока сухожилия, сморщенные изможденные лица мучеников серее савана, оскаленные желтоватые зубы. Обувь давным-давно украдена, так они и лежали — босоногие, будто паломники.
Пошли дальше. Он постоянно смотрел в зеркальце, проверял обстановку у себя за спиной. Никакого движения, только пепел летит по улицам. Перешли реку по высокому бетонному мосту. Причал внизу. В серой воде — полузатопленные маленькие катера, ниже по течению катеров еще больше, целое кладбище увязших в жирной саже суденышек.
В тот же день, пройдя еще миль пять на юг и чуть не заблудившись в зарослях мертвого кустарника, на очередном повороте дороги набрели на ветхий дом с трубами, треугольниками мансард и каменной оградой. Он резко остановился. Потом повернул к дому, толкая перед собой тележку.
— Что это за место, пап?
— В этом доме прошло мое детство.
Мальчик стоял и рассматривал дом. Деревянная обшивка нижней части почти полностью отсутствовала — пошла на костер, — так что обнажились балки и куски утеплителя. Негодная москитная сетка с заднего крыльца валялась на цементном полу террасы.
— Ты что, хочешь зайти?
— А почему бы нет?
— Я боюсь.
— Неужели не хочешь посмотреть, где я жил?
— Нет.
— Ничего страшного ты не увидишь, не бойся.
— А вдруг там кто-то есть?
— Не думаю.
— А вдруг?!
Стоял и смотрел на окно своей комнаты. Перевел взгляд на мальчика.
— Если хочешь, подожди здесь.
— Не хочу. Ты всегда так говоришь.
— Извини.
— Я не обижаюсь. Но ты всегда так говоришь.
Они скинули рюкзаки, и оставили их на веранде, и, раскидывая мусор ногами, вошли в дом через кухонную дверь. Мальчик не отпускал его руку. Внутри ничего не изменилось. Пустые комнаты. В небольшой комнате рядом со столовой — голая панцирная сетка, складной металлический стол. Все та же чугунная решетка небольшого камина. Исчезли сосновые панели со стен, остались только рейки. Он продолжал осматривать комнату. В деревянной каминной полке нащупал большим пальцем дырочки от гвоздиков, на которых сорок лет назад висели чулки с подарками. «Когда я был маленьким, мы в этой комнате праздновали Рождество». Повернулся и посмотрел в окно на безжизненный двор. Заросли мертвой сирени. Остатки «живой» изгороди. «Холодными зимними вечерами, когда из-за бури гасло электричество, сидели с сестрами здесь, перед огнем, и делали домашние задания». Мальчик наблюдал за ним. Смотрел, как невидимые тени из прошлого обступают отца.