Я старался держать руки подальше от тела и не обращать внимания на резкую боль. Какое счастье, что я был в высоких гернийских сапогах, а не в мягких и низких, какие носят жители равнин. Если бы растения обожгли мне ноги, не думаю, что вообще смог бы идти дальше. Но тут у меня начало дико щипать глаза и потекло из носа. Мне потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не трогать лицо руками. Спотыкаясь, я продолжал брести вперед и наконец выбрался на вершину следующего камня. Она действительно оказалась совсем маленькой. Я шагнул прочь от мерзких растений и уселся на крошечную, не больше суповой тарелки, площадку.
Мои мучения тут же прекратились, ожоги перестали гореть огнем, но я по-прежнему не решался прикоснуться к лицу, лишь когда, чуть склонив голову набок, плечом стер слезы, окончательно убедился, что все мои неприятности остались позади. Я бы чувствовал себя значительно лучше, если бы находился на каменном островке более солидного размера. Отдохнуть здесь как следует было невозможно, поэтому я решил идти дальше.
Следующий мост был сделан из птичьих костей, мастерски подобранных по размеру и связанных тонкими нитями. Тут и там поблескивали бусинки, раковины или гладко отполированные камешки. Наверное, прежде они были браслетами или ожерельями, а потом их вплели в подвесной мост. Когда я сделал первый шаг, крошечные косточки издали тихий мелодичный звон. Несмотря на их хрупкость, они не трещали и не ломались у меня под ногами, да и сам мост не раскачивался и не прогибался подо мной. Однако меня заставил остановиться усилившийся ветер, который принялся дергать меня за одежду и нашептывать свои тайны.
Откуда-то издалека он принес необычную музыку, и я остановился, чтобы ее послушать. Я узнал голоса флейт и звон костяных кастаньет и сразу понял, что это музыка кидона. Она показалась мне совершенно чуждой, но при этом завораживала. Я взглянул на мост у себя под ногами и вдруг сообразил, что птичьи кости являются частью музыкального инструмента. Одновременно с музыкой звучали слова, они показались мне знакомыми, и я замер, пытаясь их разобрать. Думаю, если бы я был настоящим жителем равнин, мне не удалось бы так легко справиться с чарами. Но будучи гернийцем, я без особого труда стряхнул с себя наваждение и снова двинулся вперед. Вскоре я уже добрался до очередного каменного столба.
Здесь оказалось достаточно места для отдыха, я даже мог бы вытянуться в полный рост и уснуть, не опасаясь свалиться в пропасть. То, что мне очень захотелось это сделать, остановило меня, заставив одуматься. Только теперь я понял, что эти мосты не для меня. Девара сделал все, что было в его силах, чтобы научить меня мыслить и чувствовать как кидона, но я, дитя иной культуры, не смог по-настоящему превратиться в воина его племени. Я прошел но мостам, абсолютно не понимая истинной сути происходящего, и подозревал, что каждая переправа имела свой тайный смысл, скрытый от меня. По необъяснимой причине я ощутил жгучий стыд и почувствовал себя слабым и ущербным, словно неуч, который не в силах оценить красоту великолепного стихотворения. Ведь я не мог даже до конца уяснить, в чем в действительности заключаются испытания, выпавшие на мою долю, а следовательно, они не являлись для меня полноценными испытаниями. Охваченный смирением и не оглядываясь больше на Девара, я подошел к началу нового моста.
Он был изо льда, но не из толстых глыб, какие приходится в середине зимы выпиливать на поверхности реки, чтобы добраться до воды, а из хрупких пластин, что причудливыми узорами украшают оконные стекла. Он казался совсем тонким, и я видел сквозь него синие глубины жуткой пропасти. Я прошел всего несколько шагов, когда меня едва не сковал дикий холод. Я прислушался, пытаясь уловить треск ломающегося льда, задрожал и, поскальзываясь, неуверенно стал пробираться вперед. Меня окружили чужие воспоминания. О тяжелых временах, когда умирали старики и дети и даже самым сильным приходилось принимать жестокие решения, чтобы остаться в живых. Если бы по мосту шел настоящий кидона, он испытал бы такую боль, что опустился бы на колени, не в силах сдержать слезы. Но эти ужасные события происходили давно и не с моим народом. Я сочувствовал их бедам, однако они не были моими, и я двинулся дальше, к следующему столбу, где смог немного отдохнуть.
Я проходил один мост за другим, и каждый, испытывая мою отвагу, неотвратимо приближал меня к противоположному краю пропасти. Но, остановившись перед последним мостом, я вдруг почувствовал себя обманщиком, словно без приглашения вмешался в детскую игру. Неужели принадлежность к другой расе или наличие холодного железа в руках сделали меня невосприимчивым к опасностям, с которыми сталкивались кидона? Я оглянулся на Девара, он продолжал стоять на краю уступа, в самом начале моего пути. И тут у меня в голове возникло нехорошее подозрение. Он действительно надеется на мой успех, или же я стал пешкой в игре, затеянной человеком, чью логику просто не в силах понять? Я замер возле моста, раздираемый сомнениями, но потом все равно шагнул вперед.
Этот мост был построен из древних, но крепких кирпичей. Его ограждали надежные стены, из кладки которых через равные расстояния вырастали небольшие башенки. А еще он был достаточно широким для телеги, запряженной мулом. Он не раскачивался и выглядел вполне надежным, но я почувствовал, как волосы у меня на голове зашевелились. Здесь водятся призраки, вдруг подумалось мне. Мост рассказывал о временах, когда кидона строили на века. Ко мне потянулись туманные воспоминания о прекрасных городах, но я не мог в них поверить. Ступив на мост, я сразу увидел, что время наложило на него свой отпечаток. Ветер и дождь скруглили углы кирпичей, стены пошли трещинами, резные барельефы, некогда украшавшие арки и балюстрады, почти сгладились. Великолепная работа мастеров исчезала, медленно, слой за слоем, как постепенно исчезало и само племя кидона. Неожиданно я почувствовал, что здесь существует связь — когда ветер, дождь и время окончательно разрушат мост, сгинет и народ, его создавший, и не только из этого, но и из моего мира.
Чем дальше я шел, тем заметнее становились разрушения. Все чаще у меня под ногами появлялись дыры, сквозь которые я видел синюю пропасть. Между рассыпающимися кирпичами пробивались цветущие растения, их корни цеплялись за края трещин, а стебли оплетали камни, полностью закрывая своей листвой.
Я вошел в диковинные сумерки и, оглянувшись, увидел, что дневной свет остался далеко позади. Теплое сияние солнца окутывало нахохлившуюся фигуру Девара, но по мере того, как я продвигался вперед, оно медленно, но неуклонно тускнело. Растений стало больше, начали появляться небольшие деревья, вокруг которых росла трава. Я услышал голоса насекомых и уловил аромат цветов. Теперь я уже почти не видел кирпичей, их поглотил лес, окутавший все вокруг своим зеленым плащом. Под ногами я чувствовал упругие ветки ползучих растений, образовавших слева и справа от меня глухие стены, а над головой настоящую крышу. Мост превратился в зеленый туннель. Вечернее небо и синюю пропасть я видел лишь изредка сквозь щели в листве.
В какой-то момент я остановился, почувствовав, что мост остался у меня за спиной. Я стоял в лесу, поглотившем переправу кидона. Зеленые заросли казались мне чужими, словно я шагнул из знакомого мне мира в обитель неведомых существ, где не имел права находиться. Меня переполняло отчетливое ощущение неправильности происходящего, и мне безумно захотелось повернуть назад. Дорога передо мной выглядела враждебной, но я не смог бы объяснить причин нашего с лесом взаимного неприятия, ведь это была приятная для глаза тропа, залитая мягким вечерним светом. Прохладный ветерок нес запах цветов, где-то вдалеке пели птицы.
Я с тревогой посмотрел вперед и в сгущающихся сумерках увидел старое дерево, стоящее в самом конце туннеля. Его кривые корни цепко держались за край обрыва, а самый длинный из них, повиснув над бездонной пропастью, будто бы указывал на мою тропу. Красные цветы размером с тарелку кокетливо выглядывали из-под огромных листьев. Основание ствола терялось в густой траве, а над раскидистой кроной лениво порхали бабочки. Казалось, все здесь дышало миром и покоем. Однако я продолжал с подозрением рассматривать огромное дерево. Может быть, передо мной тот самый страж, о котором говорил Девара? Возможно, это ловушка и дивный покой всего лишь видимость, обман, направленный на то, чтобы я утратил бдительность… Вдруг я шагну на мост из переплетенных корней, а они расползутся у меня под ногами и я рухну в пропасть?