Спустя некоторое время ее большие глаза становятся еще больше, и больше… и больше… и вы тонете в них.
Потом, спустя вечность, Руфо говорит:
– Эрбас, Оскар, 'т книла вуурсит.
– Ладно, – ответил я, – я и так встаю. Нечего меня торопить.
Это последнее слово, которое я собираюсь записать на языке, который не подходит к нашему алфавиту. У меня было еще несколько уроков, и о них я тоже упоминать не буду, и с того времени мы говорили на этой тарабарщине, кроме тех случаев, когда мне приходилось затыкать дыры вопросами по-английски. Это язык, богатый бранью и словами при занятиях любовью, и богаче, чем английский, в некоторых технических вопросах – но с удивительными проблемами в нем. Нет, например, слова, означающего «юрист».
Примерно за час до захода солнца мы подошли к Поющим Водам.
Весь день мы путешествовали по высокому, поросшему лесом плато. Ручей, в котором мы ловили форель, впитал в себя другие ручейки и был уже порядочный речкой. Ниже нас, в том месте, до которого мы еще не дошли, он устремился с высоких утесов супер-йоселитским водопадом. Здесь, где мы остановились лагерем, вода промыла выемку в плато, образовав каскады, прежде чем устремиться в этот прыжок.
«Каскады» – слово слабое. Вверх по течению или вниз, куда ни посмотри, были видны водопады – от больших, в 30 или 50 футов высотой, до маленьких, на которые могла бы запрыгнуть мышь, и всех промежуточных размеров. Они струились террасами и лестницами. Вода была то гладкой, зеленой от отражающейся в ней пышной листвы, то белой, как взбитые сливки, там, где она бурлила в сплошной пене.
Водопады были слышны. Крохотные водопады звенели серебряными сопрано, большие рычали в бассо профун (до) [36]. На покрытом травой лугу, где мы разбили лагерь, это звучало как несмолкаемый хорал; среди этого шума надо было кричать, чтобы быть услышанными.
Кольридж бывал там в одном из своих наркотических видений [37]:
И были здесь леса, древние, как холмы, Хранившие в себе солнечные пятачки зелени.
Но ах! Вон то глубокое романтическое ущелье, которое Рассекает зеленый холм поперек его кедровых зарослей…
Дикое место! Настолько святое и заколдованное, Насколько могло быть под ущербной луной место, где Обитает женщина, оплакивающая своего демона – возлюбленного!
Из этой бездны, кипя в бесконечном шуме…
Кольридж наверняка прошел по этому маршруту и дошел до Поющих Вод. Не стоит удивляться, что он чувствовал желание убить то «лицо из Порлока», которое вторгалось в лучшее его видение. Когда я буду умирать, положите меня у Поющих Вод, и пусть они будут последним, что я увижу и услышу.
Мы остановились на покрытой травой террасе, влекущей, как обещание, и нежной, как поцелуй, и я помог Руфо распаковываться. Я хотел узнать, как он проделывает свой фокус с ящиком. Не понял. Каждая сторона открывалась так же естественно и просто, как когда раскладываешь гладильную доску, а потом, когда она складывалась, это было опять естественно и понятно.
Сначала мы рубили палатку для Стар – конструкция явно не армейского снаряжения; это был изящный шатер из расшитого шелка, а в ковер, который мы расстелили в качестве пола, наверняка ушли жизни примерно трех поколений бухарских умельцев. Руфо сказал мне:
– Вам нужна палатка, Оскар?
Я взглянул вверх на небо и потом на не совсем еще скрывшееся солнце. Воздух был теплым, как парное молоко, и я не мог представить себе, что пойдет дождь. Не люблю я находиться в палатке, если есть хоть малейшая угроза внезапного нападения.
– А ты собираешься воспользоваться палаткой?
– Я? О нет! Но у Нее палатка должна быть всегда. Потом, почти наверняка, она решит спать снаружи на траве.
– Палатка мне не понадобится.
(Прикинем-ка, спит ли «рыцарь» у порога спальни своей дамы с оружием под боком? В этикете таких дел я не был искушен; их ни разу не поминали в «Общественных науках»).
Тут она вернулась и сказала Руфо:
– Защищено. Все преграды были на месте.
– Подзаряжены? – обеспокоился тот. Она щипнула его за ухо.
– Я не выжила из ума. – Она добавила: – Мыло, Руфо. И пойдем со мной, Оскар; это работа Руфо.
Руфо откопал из массы скарба кусок «Люкса» и отдал ей, затем оценивающе оглядел меня и вручил мне пачку «Лайф боя».
Поющие воды – лучшая ванна на свете, с бесконечным разнообразием процедур. Стоячие пруды размерами от ножной ванны до таких, в которых можно плавать, зитц-ванны, щекочущие кожу, начиная от тихой струйки до бьющих под естественным напором потоков, которые могут напрочь выколотить мозги, если стоять под ними слишком долго.
Можно выбрать любую температуру. Выше каскада, где мы остановились, в главный поток вливался источник, а у основания каскада бил ледяно-холодным ключом неприметный родник. Не нужно возиться с краном, двинься просто туда или сюда к приятной тебе температуре – или шагай вниз по течению, где температура становится нежно-теплой, как поцелуй матери.
Мы немного поиграли; Стар визжала и хохотала, когда я на нее брызгал, и отвечала на это, окуная меня в воду. Мы оба резвились, как дети; я чувствовал себя ребенком, она ребенком смотрелась, а играла она сильно, давая почувствовать под бархатом кожи стальные мускулы.
Потом я достал мыло, и мы помылись. Когда она начала мыть шампунем волосы, я подошел к ней сзади и помог. Она мне позволила, ей нужна была помощь, чтобы справиться со своей львиной гривой, раз в шесть больше тех, которыми украшает себя в наши дни большинство девчат.