Ноги у меня в порядке. Идти я смогу, как только Стар закончит. Только
— я нахмурился — не очень-то мне по душе снова идти через тот крысиный туннель. У меня от крыс нервная дрожь начинается.
— Каких крыс, босс? В котором туннеле? Ну, я ему и сказал.
Стар никак на это не отреагировала, просто продолжая накладывать пластырь и пришлепывать повязки. Руфо сказал:
— Босс, вы и правда встали на колени и поползли точно в таком же проходе, как и все остальные. Мне это показалось абсолютно ни к чему, но вы уже доказывали раньше, что знаете, что делаете, поэтому мы не стали спорить, а просто сделали по-вашему. Когда вы велели нам подождать, пока вы все разведаете, мы и этому подчинились. Мы прождали так долго, что Она решила: лучше нам постараться отыскать вас.
Я не стал расспрашивать дальше.
Тут же почти мы и отправились, выбрав «парадный» выход, и шли без приключений: ни тебе обманов чувств, ни ловушек — ничего, только этот путь был долог и утомителен. Мы с Руфо оставались настороже в той же позиции. Стар шла в середине и несла Яйцо.
Ни Стар, ни Руфо не знали, ожидать ли еще нападений, да и отбить что-нибудь сильнее стайки бойскаутов мы бы не смогли. Натянуть лук сумел бы один Руфо, а я уже не мог держать саблю. Но нам, однако, нужно было только дать Стар время уничтожить Яйцо, чтобы его не захватили снова.
— Ну, об этом не стоит беспокоиться, — заверил меня Руфо, — Все равно что стоять в эпицентре действия атомного оружия. Не успеете и заметить.
Когда мы вышли наружу пришлось довольно долго идти до другого Прохода в Гротовых Холмах. Мы подзакусили на ходу — я был жутко голоден — и поделили коньяк с Руфо и воду со Стар, не особенно налегая на воду. Я почти пришел в норму к тому времени, когда мы дошли до пещеры Прохода; меня даже не волновали ни небо, которое было не небом, а чем-то вроде крыши, ни неожиданные изменения силы тяжести.
Схема или «пентаграмма» в этой пещере была уже начертана. Стар пришлось лишь подновить ее, потом мы немного подождали — в том и была причина спешки, чтобы попасть сюда до того, как Врата смогут открыться. Потом ими нельзя было бы воспользоваться несколько недель или даже месяцев
— намного дольше, чем смог бы прожить в Карт-Хокеше человек.
Мы заняли места за несколько минут до срока. Я был одет как Властелин Марса — портупея, сабля и лично я. Все мы сбросили балласт до последнего, ибо Стар устала, а ей и так предстояло изрядно поднапрячься при перенесении всего живого. Она хотела сохранить любимый мой лук, но я это запретил. Все-таки она настояла, чтобы Леди Вивамус осталась со мной, и я не стал долго спорить; мне не хотелось ни на миг больше расставаться со своей саблей. Она прикоснулась к ней и сказала мне, что сабля эта — уже НЕ мертвый металл, а неотрывная моя часть.
Руфо был одет только в собственную, не слишком красивую, розовую кожу с повязками поверху; он стоял на той точке зрения, что шпага — это шпага, а дома у него есть и получше. На Стар, из профессиональных соображений, было надето не больше.
— Сколько еще? — спросил Руфо, когда мы скрестили руки.
— По обратному счету минус две минуты, — ответила она. Часы у Стар в мозгу не менее точны, чем моя шишка направления. Она вообще часами не пользовалась.
— Вы ему сказали? — произнес Руфо.
— Нет.
Руфо сказал:
— Стыда у вас, что ли, нет? Вам не кажется, что хватит водить его вокруг пальца? — Тон его стал неожиданно резок, даже груб, и я хотел было сказать ему, чтобы он не смел так с Ней разговаривать. Но Стар прервала его.
— ТИХО!
Она завела что-то речитативом. Потом:
— Вперед!
Внезапно пещера изменилась.
— Где мы? — спросил я. Вес мой увеличился.
— На планете Невии, — ответил Руфо. — По другую сторону Вечных Гор. У меня возникает сильное желание сойти повидать Джоко.
— Давай, — сердито сказала Стар. — А то слишком много болтаешь.
— Только если мой приятель Оскар от меня не отстанет. Ну как, старый товарищ? За доставку отвечаю я, потребуется около недели. Без всяких драконов. Все будут рады, особенно Мьюри.
— Оставь Мьюри в покое! — В голосе Стар появились визгливые нотки!
— Что, не нравится? — хмуро сказал он. — Женщина помоложе, и всякое такое.
— Сам знаешь, что дело не в этом!
— Да в этом, в этом, и еще как! — возразил он. — И сколько еще, по-вашему, удастся это продолжать? Это нечестно, и с самого начала было нечестно. Это…
— Замолчи! Начинаю обратный отсчет!
Мы снова взялись за руки и — ба-бах! — очутились в другом месте. Еще одна пещера, частично открытая с одной стороны наружу; воздух очень разрежен и резко холоден, и на пол нанесло снега. Выбитая в камне схема покрыта самородным золотом.
— Это где? — поинтересовался я.
— На вашей планете, — ответила Стар. — Это место называется Тибет.
— И здесь можно было бы сделать пересадку, — добавил Руфо, — если бы Она не так упрямилась. Или можно пойти пешком — хотя идти долго и тяжело; я как-то попробовал.
Меня это не прельщало. По последним моим сведениям, Тибет находился в руках недружелюбных сторонников мира.
— Долго мы здесь пробудем? — спросил я. — Сюда бы центральное отопление надо.
Мне хотелось услышать, что угодно, кроме продолжения спора. Стар была моей возлюбленной, и я не мог оставаться в стороне и слушать, как с ней грубо разговаривают. Но с Руфо мы пролили вместе столько крови, что он стал мне кровным братом; и был у него в долгу за спасенную им несколько раз жизнь.
— Недолго, — ответила Стар. Она выглядела усталой.
— Но достаточно, чтобы кое в чем разобраться, — прибавил Руфо, — настолько, что вы сможете действовать по собственному усмотрению, а то вас таскают, как кота в мешке. Она должна была бы давно вам это сказать. Она…
— По местам! — перебила его Стар. — Обратный отсчет заканчивается. Руфо, если ты не замолчишь, я оставлю тебя здесь, и ты еще раз пойдешь пешком — по глубокому снегу ногами, голыми до подбородка.
— Пожалуйста, — ответил он. — От угроз я становлюсь упрям не менее вас. Что само по себе удивительно. Оскар. Она…
— МОЛЧИ!
— …Императрица Двадцати Вселенных…
ГЛАВА XVII
МЫ ОЧУТИЛИСЬ в большой восьмиугольной комнатке, с роскошно убранными серебристыми стенами.
— …и моя бабушка, — закончил Руфо.
— Да не «Императрица», — запротестовала Стар. — Глупое какое-то выбрали слово.
— Достаточно точное.
— А что касается другого, так это моя беда, а не вина. — Стар уже не выглядела усталой, вскочила на ноги и, когда я встал, обняла меня одной рукой за талию, другой сжимая Яйцо Феникса. — Ох, как я счастлива, дорогой! Какая удача! Добро пожаловать домой, Герой мой!
— Куда? — Я что-то отупел — слишком много зон времени, слишком много мыслей, слишком быстро.
— Домой. Ко мне домой. Теперь это и твой дом, если придется по душе. Наш дом.
— Э-э, понятно… моя Императрица.
Она топнула ногой. — Не зови меня так!
— Подобающей формой обращения, — сказал Руфо, — является «Ваша Мудрость». Не правда ли, Ваша Мудрость?
— Ой, замолчи, Руфо. Поди принеси нам одежду. Он покачал головой.
— Война окончена, и я только что со всем рассчитался. Принеси сама, бабуля.
— Руфо, ты невыносим.
— Сердимся, бабуля?
— Рассержусь, если не прекратишь называть меня бабулей. — Она вдруг передала мне Яйцо, обняла Руфо и расцеловала его. — Нет, бабуля на тебя не сердится, — мягко сказала она. — Ты всегда был проказником, и я никогда не забуду, как ты подложил мне в кровать устриц. А вообще-то, твоей вины тут нет — это у тебя от бабки. — Она поцеловала его еще раз и взъерошила челку седых волос. — Бабуля тебя любит. И всегда будет любить. Не считая Оскара, я считаю тебя почти совершенством — за исключением того, что ты невыносимое, лживое, избалованное, непослушное, непочтительное создание.