В последний день перед заключительным заседанием гостиница при испытательном полигоне, на котором проверяли двойника погибшего «Беркута», опустела. Свидетелей и персонал уже отправили в город, члены комиссии проводить выходной в глуши отказались. Остались лишь адмирал Рот, которому чужие города самых разных планет уже давно были на одно лицо, и Чарский — профессор с утра засел за очередные расчёты, безжалостно мучая вычислительный комплекс полигона. Александр же наслаждался покоем и тишиной, столь редкими в его жизни. Когда не надо никуда спешить, что-то срочно решать. Когда ты точно знаешь, что тебя не выдернет из постели, из-за стола или из ванной сирена боевой тревоги, как это случалось последние десять лет службы в самых неспокойных районах Империи.
Весь день то шёл мелкий дождь, то кружили в небе серые кучевые облака, упрямо сопротивляясь попыткам свежего ветра отогнать их прочь. Но к вечеру неожиданно распогодилось. Высотка гостиницы стояла на самом краю огромного холмистого куска земли, потому, едва в окно ударили яркие лучи вечернего солнца, Рот вышел на крышу и с наслаждением вдохнул несущий с полигона запахи полыни и мокрой травы ветер. Над головой убегали от заката пушистые мягкобрюхие облака, за одетые в багрянец холмы полигона пряталось солнце. Всё вокруг переполнилось тишиной и умиротворённостью, Александр чуть прикрыл глаза и позволил себе раствориться в прозрачной тишине и шуме ветра… прозвучавший за спиной голос заставил пожилого адмирала вздрогнуть от неожиданности.
— Вы тоже остались.
Рот повернулся и заметил стоявшего рядом Чарского.
— Да. Ничего интересного в городе я не увижу, а вот по такой красоте, как здесь, соскучился. Пять лет уже слезаю с орбиты только на пластбетон военных баз и городков. Александр, — протянул он руку для знакомства.
— Тамаш. Александр, хотел вас спросить. Вы знаете, что заключение уже готово и большинство его подписало завтрашним числом?
Рот на несколько мгновений замялся, потом ответил:
— Знаю. Я дал понять, что моей подписи там не будет. Но…
— Но и против вы не выступите, — закончил за него профессор. — Даже если я скажу, что узнал причину катастрофы.
— А вы и правда нашли? — заинтересовался адмирал.
— Старо как мир. Стечение обстоятельств и мелочная экономия, — усмехнулся профессор. — По условиям испытаний расходные материалы и горючее поставлялись с армейских складов по самым обычным заявкам, в общем порядке. Всё, как известно, имеет допуски «лучше» и «хуже» — и здесь случайно сложилось несколько «хуже» плюс новая техника. Энергетикам стоило не сбрасывать, а наращивать мощность. При малой же амплитуде колебания достигли тридцати процентов от среднего и создали положительную обратную связь, установка пошла вразнос. Потом в дело вступил плохой герметик пробоин в переборках… впрочем, это уже подробности. А главное — что никто на самом деле не виноват, но ребятам из КБ Хоффман всё равно сломает жизнь. С волчьим билетом их не возьмёт ни одна серьёзная фирма. Так как вы поступите теперь?
Рот задумчиво опёрся на ограждение крыши. Если бы дело было только в амбициях Хоффмана… Несколько дней назад Александр разговаривал с коллегами из генштаба: игра пошла крупнее. В дело вступили и противники проекта, и лобби проигравших в своё время тендер фирм-конкурентов. К тому же и среди заказчиков-военных снова заговорили люди, идею нового крейсера в своё время воспринявшие в штыки. И всем нужно было именно то заключение, что лежит в сейфе председателя комиссии. Будь хоть какой-то шанс, Александр, может, и рискнул бы — но успешных вариантов развития событий он не видел. Только вот как это объяснить постороннему, который от дрязг Адмиралтейства далёк?
Тамаш понял его и без слов.
— Вы зря считаете меня не знающим жизни академическим червём, который зарылся в поиски истины и ничего другого в жизни не видит, — вздохнул он. — Я прекрасно понимаю, почему от нас ждут именно такого результата и что грозит несогласным. Как говорили древние? «Один в поле не воин»? Потому могу понять вас, когда завтра вы проголосуете «воздерживаюсь». Но и против совести я не пойду.