— Воды дай, — он швырнул ей опустевшую флягу.
Пленница засуетилась, схватила эластичную емкость с водой, трясущимися руками открутила пробку и выронила бурдюк. Вместо того чтобы скорее поднять его, девчонка тупо застыла на месте…
Мария оцепенела от страха, не в силах пошевелиться. Убийца в два шага оказался рядом, подхватил с земли опустевший мешок. Девушка упала на камни, сжалась в ожидании смерти… и вдруг услышала смех. Пират сидел на земле с бурдюком в руках и громко хохотал. Потом встал, достал из рюкзака охотничий нож, подошел к телу убитого и вонзил в него клинок. Марию замутило, и она отвернулась. За спиной шумно возился пират, истерично хихикая. Девушка начала было молиться, но оборвала себя: Бог уже ответил на одну ее просьбу…
Она отрешенно сидела перед огромным зеркалом в своей роскошной каюте, а Сара расчесывала ее волосы, приговаривая:
— Грех вам, госпожа, жаловаться. Отец вас в жены самому Прокуратору отдает. Любая на вашем месте только радовалась бы.
— Мне страшно… — о Прокураторе все говорили как о человеке разумном и праведном, но он был единственным, кого отец Марии боялся по-настоящему. И она знала, что этому должны быть очень веские причины.
— Глупости, госпожа. Всякая женщина рождена, чтобы стать послушной женой и доброй матерью. Для того нас Бог сотворил.
«Господи, — молилась про себя Мария, — пусть свадьба отменится. Все, что угодно, только не Прокуратор, умоляю». В этот момент тревожно завыла сирена: на корабль напали.
Бог услышал молитву…
Ее разбудил дразнящий запах жареного мяса. Рот мгновенно наполнился слюной. Еда? Откуда? Пират сидел рядом и с аппетитом чавкал, прихлебывая из фляги. Увидев, что Мария проснулась, усмехнулся:
— Будешь паинькой — поделюсь, — он протянул ей сильно подгоревший кусок.
Мария нерешительно взяла подношение и с ужасом отшвырнула в сторону: до нее вдруг дошло, что это такое.
— Охренела?! — убийца ударил ее по лицу. — Подними!
Девушка испуганно замотала головой. Пират схватил пленницу за волосы и подтащил к отброшенному куску:
— Подними! — она послушалась. — И жри!
Он приставил к горлу девушки нож.
Давясь от отвращения, Мария принялась есть. Мужчина сунул ей под нос флягу:
— Пей!
Девушка сделала один глоток вязкой солоноватой жидкости, и ее стошнило.
…Они все шли и шли. Вдали показались смутные силуэты гор. Растительности вокруг стало больше: помимо знакомых губок и колючек появились чахлые кусты, пучки бурой травы, кое-где из сухой почвы торчали венчики мясистых листьев, возможно, съедобных. Но Драга беспокоило отсутствие воды: крови Грюка, сдобренной антикоагулянтами и антисептиками, осталось совсем мало. Утром он пробовал собрать росу, но она испарилась слишком быстро. Полученной влаги хватило лишь на то, чтобы смочить пересохшие губы и язык.
— Хватит лакать! — прикрикнул Драг на девчонку, которая снова потянулась к фляге. Поначалу она воротила от питья нос, но уже к вечеру, измученная жаждой, хлебала как миленькая. А теперь и вовсе не оттащишь паршивку. Он бы не делился, но ведь помрет… а пока она нужна: сейчас шмотье тащит, потом повторит судьбу старпома, если ничего другого не подвернется.
Из-под ног порскнула какая-то мелкая тварь. Драг схватился за ружье, но зверек уже скрылся из виду. Дрянная планета. Неужели правда всю жизнь придется здесь провести? Он представил, как влачит жалкое существование в этой степи. Год за годом, в полном одиночестве. Нет, Грюк был прав: с бабой все же лучше. Если бы еще не с этой… Тупая, покорная, как скотина, вечно в соплях… Но лучше уж такая, чем никакой.
Девчонка остановилась, что-то разглядывая, и растерянно обернулась к Драгу.
— Что там еще? — проворчал пират, подходя ближе, — и застыл на месте.
Среди жестких листьев вилась нитка крошечного ручья. Вода. Спасение.
…Мария сидела у жиденького костерка, ежеминутно скармливая ему тонкие веточки из большой кучи хвороста: перед уходом пират наказал поддерживать огонь. Девушка напряженно всматривалась во тьму и вздрагивала от каждого шороха. Страх. Он глубоко заполз в душу и поселился там, казалось, навсегда. Сковывал тело, опутывал сознание липкой паутиной, холодил сердце. Мария до смерти боялась преступника с недобрым взглядом и хищным лицом — и боялась, что он не вернется. Рядом с головорезом она постоянно ожидала удара, и это ожидание было мучительнее самих побоев. Но мысль о возможности остаться на чудовищной безлюдной планете в одиночестве ввергала Марию в ужас: по сравнению с дворцом ее отца на цветущем Левите это место казалось настоящим адом.