Зезва сбросил плащ и устало уселся на деревянную скамью. Брат Кондрат молча поставил перед ним кружку с пивом. Хотел что-то сказать Зезве, но скрипнувшая дверь заставила повернуться на шум. Шелестя подолом платья, Аинэ скользнула в комнату, бросилась к столу. Зезва поднялся.
— Аинэ… здравствуй!
Девушка бросилась на шею расплывшемуся в улыбке монаху. Тот чмокнул ее в макушку, одарил насупившегося Зезву суровым взглядом и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Аинэ села за стол напротив, застенчиво улыбнулась.
— Ты осунулся. Опять ничего не ешь?
— Ем.
В наступившей тишине металась по стене тень свечи. Порыв ветра распахнул окно. Зезва поднялся, прикрыл ставни, вернулся на место. Глаза цвета моря не отрываясь смотрели на Ныряльщика.
— Надо же, — удивился Зезва, — свеча не погасла! Видишь?
— Иногда мне кажется, — сказала Аинэ, — что легче научить зайца плясать, чем вытянуть из тебя хоть слово. Не отводи взгляд, я не кусаюсь.
— Не отвожу, — пробурчал Зезва, разглядывая культю мизинца. Аинэ вздохнула, покачала головой с улыбкой.
— Я волнуюсь за тебя, очень волнуюсь.
Снова тишина. Неожиданно Зезва осторожно положил ладонь на руку Аинэ. Та вздрогнула, напряглась, но руки не убрала. Тепло и нежность девичьей руки как по волшебству подействовали на Зезву. Он глубоко вздохнул и сказал мягким голосом:
— Прости, пожалуйста. Много очень дел.
— А где Каспер? — спросила Аинэ с замирающим сердцем. Тепло руки…
— Отправился к Вожу Красеню, хочет поговорить с Сайраком. С ним и Ваадж.
Зезва почувствовал, как снова вздрогнула девушка.
— Волнуюсь… — повторила Аинэ. — Когда мне сказали, что ты отправился с Окропиром в море и сражался с мятежниками, думала, умру…
— Я на военной службе, Аинэ, — проговорил Зезва, — это мое ремесло…
— Знаю, — морской волны глаза поднялись на Зезву, — знаю. Но не могу, просто не могу…
Снова мгновения тишины.
— Как тебе живется у государыни?
Аинэ ответила не сразу. Ласково высвободила руку, налила Зезве еще пива.
— Очень хорошо живется. Ее величество необычайно добра и ласкова ко мне. Правда, по-прежнему, доверие заканчивается на пороге личных покоев. Бывшая опахальщица Марех…
Зезва что-то пробормотал сквозь зубы.
— Что ты говоришь?
— Ничего. Так что — Марех?
— Она странная, — Аинэ нахмурилась. Иногда смотрит на меня так пристально, что становится не по себе… Вы с дедушкой Кондратом и Каспером много чего недоговариваете.
Зезва приложился к кружке. Аинэ терпеливо ждала, не сводя с Ныряльщика пытливого взгляда.
— Как она вообще оказалась так рядом с государыней, Зезва? Кто такой этот Снежный Вихрь? Снова бормочешь, бирюк несчастный? Или вы меня за девчонку безмозглую держите, а? Думаете, раз я в юбке и ношу косы, мне ничего нельзя доверить? Да, да?
— Аинэ, — покачал головой Зезва, — мы не…
— Что вы не? — вскипела девушка, поднимаясь. — Спрашиваю, кто такой Снежный Вихрь? Он не человек, да?
— Ты догадалась…
Аинэ всплеснула руками.
— Носящие мечи индюки в штанах! Почему, почему вы не можете вбить в свои головы: женщина способна на нечто большее, чем готовить еду… Зезва?
— Да?
— Снеж…
— Он рвахел.
— Восьмирукий?! — ахнула Аинэ. — Убийца рядом с государыней? Уж не сошел ли ты с ума, рыцарь из Горды?
Зезва хмуро разглядывал свою изуродованную руку.
— Снежный Вихрь — сын рвахела, покушавшегося на Ламиру осенью. Марех — кудиан-ведьма. Я удовлетворил твое любопытство?
Аинэ схватила Зезву за руку, заглянула в глаза.
— Но как же…
— Вот так. Разве можно заглянуть в душу страховидла?
— А Марех… почему мне кажется, что я знаю ее?
— Потому что она использовала тебя, как медиума, когда по заданию архиведьмы Рокапы пыталась меня убить. Если бы не тетя Йиля…
Аинэ медленно села. Так же медленно закрыла лицо руками. Зезва ждал, кусая губы.
— Вот почему, — отрывая рук от лица, произнесла девушка, — Марех так смотрит на меня. Я словно чувствую, как она винит себя…
— Винит ли?
— Да, винит! — воскликнула Аинэ. — А Снеж… значит, он охраняет теперь Ламиру? И я забыла передать его привет для дедушки Кондрата…
Зезва улыбнулся.
— Рвахелы умеют быть благодарными. Брат Кондрат похоронил его отца, не дав надругаться на телом…
Широко раскрыв глаза, Аинэ выслушала рассказ Зезвы. Затем стремительно поднялась, заходила по комнате. Не без удивления Ныряльщик наблюдал за ней. Наконец девушка резко остановилась, бросилась к опешившему Зезву, вцепилась ему в руку.
— Зезва!
— Э?
— Бэ! Грубиян несчастный… — лоб Аинэ покрыли две маленькие морщинки. — Помнишь, ты рассказывал про Ламиру и про то, что… она…. Ну, в общем, ты понимаешь, о чем.
— Понимаю.
— Государыня приблизила к себе именно Марех! Но ведь Марех…
— Она человек, — проворчал Зезва, — хоть и кудиан-ведьма. Удивительно.
— Тем не менее, Ламира сделала все, чтобы Марех оказалась рядом! А Снеж, рвахел? Выходит, восьмирукий охраняет нашу королеву. О чем это говорит?
— О чем, о умнейшая из носящих юбку?
— Дурак… Это говорит о том, что кудиан-ведьмы взяли ее величество под свою защиту! Хвала Дейле!
— Я думал об этом, — словно нехотя кивнул Зезва. — Но хвостатые никогда не вмешиваются в дела людей. Что им до нашей Ламиры, даже если половина страны судачит про то, что государыня наполовину страховидл.
— А ты подумай, почему, догадливый мой, — улыбнулась Аинэ.
Зезва молча допил пиво, со стуком поставил кружку на стол. Поднял глаза на по-прежнему улыбающуюся Аинэ.
— Значит, мы, — медленно проговорил Ныряльщик, — воюем на стороне сил Грани? Курвова могила!
— Разве ты предал государыню, узнав, что она не человек, милый мой Зезва?
Ныряльщик опустил глаза.
Снежный Вихрь осторожно прикрыл за собой двери, смутной стремительной тенью скрылся за колонной. Прошедший мимо опочивальни патруль ничего не заметил; глухо переговариваясь, два Телохранителя прошли дальше по коридору. Снеж услышал, как один из солдат ругает "проклятого интенданта", чтоб у него, "чантлаха, причиндал отвалился". Второй солдат согласился, помянул нехорошо маму и бабушку достойного офицера службы снабжения, и часовые скрылись за коридором. Наконец, голоса стихли, и Снеж так и не узнал, каковы были на ощупь "сиськи трактирщицы". Рвахел привычно поиграл ножами под плащом и неслышно пошел в противоположную сторону. Он улыбался. Зачем он прячется? Если бы человеки увидели его, то просто бы посторонились или даже отдали честь. Рвахел с Хребта на службе человеков. Правда, во всем дворце наместника Вожа Красеня лишь несколько человек знают, кто такой на самом деле молчаливый телохранитель королевы. Улыбка Снежа стала еще шире. Служил же он уже кудиан-ведьмам. Кудиан — ведьмы… Шорох заставил восьмирукого замереть. Колокольчиками запели ножи. Широкая лестница, по которой он спускался, тускло освещалась двумя факелами. Фигура в плаще, что преградила дорогу, сделала шаг вперед.
— Убери ножи, рвахел.
Снеж вздрогнул, узнавая голос. Зезва по прозвищу Ныряльщик. Восьмирукий спустился еще на две ступеньки. Зезва откинул капюшон.
— Ты под иллюзией, конечно, — насмешливо уточнил человек. — Хотя золотистые глаза не скрываешь. Намеренно, надо полагать. И как, пользуешься успехом у девок?
Снежный Вихрь молчал.
— Впрочем, — продолжал Ныряльщик, — я знаю, каков твой настоящий облик.
Снеж молчал.
— Может, выйдем на воздух? — предложил Зезва. — А то душновато.
— Зачем? — подал наконец голос рвахел. — Я и здесь тебя прекрасно слышу. И вижу.
Зезва не стал спорить. Некоторое время он молчал, глядя, как чадит на стене умирающий факел.
— Часовые скоро вернутся, — напомнил Снеж.
— Вот и я о том же, — повернулся Ныряльщик. — Ты же не думаешь, что я устроил тебе во дворе засаду.