Зезва отступил на шаг, вглядываясь в лицо дэва. Не может этого быть, как же…
— … в самой глуши лесной есть маленькая опушка. Высится там валун серый. Похож он на огромную фигуру чуда, задумавшегося над чем-то… — голос могущественного царя дрогнул. — Я знаю, встречал ты прошлым летом дэва, что заколдован был веретеном.
— Ты… — потрясенный Зезва прикусил губу.
— Мой сын то был, Ныряльщик, — тихо произнес Багел. — Мой падший сын Ноин. Связался он со стороной, откуда нет возврата. Внук мой Евген… да хранят его Духи! Ты жив лишь потому, что помог ему тогда. Иначе… ни один человек, узнавший про Лурджу, не дожил бы до рассвета. Старик Гаиска, наверное, хотел ты спросить? Горные дэвы не воюют с немощными!
Голос Багела разносился под сводами пещеры. Зезва слушал дэва и думал о превратностях судьбы, о маленьком мальчике, что взглядом отводил от него арбалетные стрелы, о его падшей матери, что пыталась убить собственных детей и о дэве по имени Ноин, который пошел на смерть, но не убил ребенка…
— Ныряльщик Зезва, прежде чем узнаешь ты про Лурджу и Ниаву, скажи мне… — Багел снял с головы шлем. Курчавые волосы вырвались на свободу, два небольших рога сверкнули между непослушных прядей. — Что с внуком моим?
— Евген и его сводный брат Сандр живут с дядей, рыцарем Альбертом Иосом, царь.
— Да, — прошептал Багел, — наверное, уже совсем вырос… Слушай же про Лурджу и Ниаву.
— И про каджей, — нетерпеливо сказал Зезва, не обращая внимания на укоризненный взгляд Амкии и вспыхнувших от гнева дэвов — охранников.
Но Багел лишь слабо улыбнулся. Затем громогласно высморкался в аккуратный платочек и пнул носком сапога камешек, который стремительно нырнул в воду, распугивая рыб.
— Не только про каджей, Вачев сын. И не только про Ледяного Пса Куршу. Про город над нашими головами. Про глупую человековскую войну за право сеять и пахать на жалкой земле у побережья. А еще… — глаза дэвы вспыхнули красным огнем. — Про подруг твоих старых, Ныряльщик Зезва.
— Каких еще подруг, царь?
Горный дэв оглянулся на охранников. Айин услужливо подскочил с вином. Но Багел знаком отогнал его. Наконец, начал говорить. С каждым словом дэва в душе Зезвы росли ужас, замешательство и гнев.
Поставив ногу на застрявший в гальке валун, Элан Храбрый смотрел, как элигерские галеры высаживают на берег солдат. Почти стемнело. Моросил дождь, кричала одинокая чайка. Море было на удивление спокойным, и, несмотря на все тревоги Элана, капитаны галер безо всяких препятствий подошли вплотную к берегу. Душевники, ыги и барады, соблюдая максимально возможную тишину, быстро бежали к лесу, что темнел за сероватой полосой пляжа.
— Удалось-таки вбить в этих маймунов некое подобие дисциплины.
Элан повернулся и пристально взглянул на коренастого элигерца с бритой головой и огромным топором за поясом.
— Думаешь, будет из них толк, Шест? — спросил он.
— Не знаю, как они проявят себя в деле, — хмыкнул бритоголовый, — но, по крайней мере, надеюсь, что эти красавчики не побегут, сверкая задницами, при одном лишь виде махатинцев.
— Клянусь Светом! — сплюнул второй спутник Элана, усатый воин гигантского роста. Его колючие глаза с легким презрением наблюдали за высадкой. — Не нравится мне все это, господин, ох, как не нравится!
— Почему же, друг Артар? — мягко спросил Элан.
— Потому, что… — Артар повел широченными плечами. — Взгляни на них, господин. Эта рвань способна лишь резать безоружных пленников да баб насильничать! Вспомни тот монастырь под Даугремом… как бишь его?
— Кеманский.
— Точно. Как эти гютфераны веселились, помните? Ты забыл, господин, как наши солдаты выживших мзумцев охраняли в храме? Как ыги с душевниками всех девок и баб снасильничали? Да что там баб, за девочками малыми гоняться стали! А пленные? Рубили безоружных!
Элан помнил. Из нескольких десятков выживших солдат, что защищали монастырь, уцелело не больше дюжины. Сначала душевники заставили пленных убрать все трупы. А затем начали резню. На вопрос Элана, зачем же убивать безоружных, пьяный сотник-ыг ответил, что "отпустим чантлахов, снова супротив нас с оружием выйдут!".
— Так что никакие они не солдаты, а дерьмо! — заключил Артар.
— Дерьмо! — подхватил Шест, выразительно кивая. — Побегут, как пить дать, побегут. А нам их жопы выручать, клянусь Троном Элигерским!
— Но они взяли Даугрем, — возразил Элан.
— Взяли? Свет Элигера, господин! Мзумский гамгеон Мурман вывел из ловушки почти весь гарнизон, оставив этих олухов считать трупы! Да будь там хотя бы три сотни элигерских солдат, вся солнечная шваль уже бы кормила червей! — Артар возбужденно взмахнул руками.
— Тевад Мурман — храбрый и умелый командир, — сказал Элан. — Многое бы я отдал, чтобы такие как он сражались под одними знаменами с нами.
Мимо трусцой проследовало несколько отставших лучников-ыгов. Элигерцы провожали их взглядами, пока силуэты горцев не скрылись в ночной тьме.
— Господин, — мрачно сказал Артар после некоторого молчания. — А позволь сказать кое-что.
— Говори.
Воин покрутил ус, взглянул на товарища. Шест угрюмо смотрел, как большая черная галера разворачивается к берегу кормой. Донесся крик комита. Весла с плеском опустились на темные воды.
— Какого мы вообще помогаем местной швали, господин? Свет Элигера тому свидетель, я и на дух не переношу солнечную мразь и готов сражаться против них день и ночь. Мой дед погиб от рук мзумской сволочи. Гордость Элигершдада, господин! Мы, покорившие Львов Баррейна, поставившие на колени эстанцев и кивцев, унижаем память предков гнусным союзом с трусливым душевничьим сбродом? Солнечники по крайней мере достойные враги, и я уважаю их, несмотря ни на что. Но меня пучит от одной только мысли, что я, Артар из Дара, иду в бой рядом с мародерами и трусливыми шакалами! Помяните мое слово, разделавшись с Мзумом, ашарцы повернут оружие против нас,! Сейчас они скулят и лебезят перед императором, целуют нам ноги и готовы даже зады наши подтирать замест лопуха. Но вот победим Ламиру, сразу ополчатся против нас, забудут все добро и помощь Элигера, восстанут снова, теперь уже против Директории! В лицо улыбаются, а в мелких душонках проклятия прячут. Клянусь Троном! Лицемерные твари…
— Артар дело говорит, господин! — мрачно кивнул Шест. — Чуть что — сразу в спину нож воткнут, ормазопродавцы. А эти горные маймуны — ыги с барадами? Сброд и грязь, вот кто они такие, ага. За чужое добро родную мать не пожалеют. Били мы их, били, да пожалели, а зря. Выросла снова пригретая императором змея! Рано или поздно ужалит, да поздно будет! Их предки убивали невинных элигерцев, жгли наши села, четвертовали пленников, а теперь, ну ты, тьфу ты, верными подданными Империи заделались! Вспомните, как вел себя ыговский главарь, как бишь его… Точно, Яндарб! Вонючий горный козел и то благороднее, чем этот дикарь. Да говорят, ыги в голодные зимы не брезгуют и человечиной! Мне вот рассказывали, что…
Элан поднял руку, и Шест умолк, сплюнул в сердцах, отвернулся, пожав плечами.
— Величие Директории Элигершдад, — тихо произнес Элан Храбрый, — состоит не в бездумном присоединении чужих земель и доменов. Предки наши поплатились за слепую жажду завоеваний. На пике могущества и власти армия Директории двинулась на Кив и Эстан. Побежденный и униженный, Баррейн зализывал раны у себя на юге, Арран трясся от страха, а Западные королевства лихорадочно объединялись в свою конфедерацию. Мзумская провинция… Что произошло потом, нет смысла напоминать.
— Катастрофа Пятна, — пробурчал Артар. — Мы помним, господин. Ублюдок Роин Мзумский, чтоб ему на том свете демоны пятки жарили.
— Война — не только храброе войско и опытные командиры, — продолжал Элан. — Война — это деньги, деньги и еще раз деньги. Ученые краснобаи, что пишут умные донельзя книжки, любят повторять: причина всех войн — территория! Что ж, частично они правы, но я бы добавил еще и золото! Без звонких корониусов на завоеванной земле делать нечего. Если простолюдины пухнут с голода, а прироста народу нет и в помине, какой толк в новой провинции? Переселять туда наших эров? Да они не знают, что со своей пашней делать, когда неурожай, чума или иная напасть. А Роин оказался хитрым и расчетливым правителем. Я признаю его блестящий дар предвидения и умение разбираться в экономических вопросах. Кто, кроме него, мог предугадать надвигающееся разорение элигерских мануфактур? Кто сумел наладить чеканку серебряного роина, одновременно полностью изъяв из обращения слитки и обесценившиеся элары? Роин Мзумский. И хитрым был, ничего не скажешь. Давайте, мол, господа элигерцы, я возьму на себя охрану южных границ, сбор дани и охрану побережья. У вас ведь, говорит, каждый солдат на счету, в свете намечающегося триумфального наступления на Эстан! Наши дурни уши-то и развесили! Поверили. Пока мы воевали на западе, солнечники тайно готовились к мятежу. Битва у Водопадов стала логичным завершением нашей же несусветной глупости. Катастрофа была неизбежной.