— Что-то нашел? — очень тихо спросил Мурман, и что-то незримое заставило Зезву соскочить с коня и вытянуться перед своим начальником. Солдаты принялись украдкой переглядываться. Тихо ойкнул Аристофан, закончив свой отход в ночной покров. Он очень хорошо знал этот тихий, почти ласковый голос.
— Ну? — еще тише поинтересовался тевад. — Долго будешь молчать?
— Светлейший, — начал Зезва, оглядываясь на хранящего молчание Каспера, словно в поисках поддержки. — Мы снова проверили все три круга крепостных стен. Нигде нет ни дыр, ни проломов, ни обвалившегося камня. Всё, что натворил своим преступным саботажем Кир Зелон, мы успели устранить…
— Знаю, — рявкнул Мурман. — Не тяни свинью за хвост!
— Первый круг, — продолжал Ныряльщик, тщательно подбирая слова, — оснащен шестью катапультами и дюжиной баллист. Там неусыпно дежурят две сотни лучников. Сотня бодрствует, сотня отдыхает. Любой, кто отважится на штурм, отправится на соль, утыканный стрелами, как ёж. Если предположить, что противник двинет осадные башни, мы всегда успеем перебросить на первый круг подкрепления. Таким образом, на нашей первой линии обороны…
— Второй круг!
— Да, светлейший… вторая линия крепостной стены, как известно светлейшему, опоясывает собственно окраины Цума, тянется по холмам, опускаясь и поднимаясь… — заметив выражение лица Мурмана, Зезва осекся, но тут же продолжил: — Второй круг еще более неприступен, чем первый. Если предположить невозможное, и враг захватит первую стену, на его голову обрушится вся мощь наших стрелков и арбалетчиков, сосредоточенных на втором круге. Кроме того, там большие запасы камней, смолы, несколько катапульт. В некоторых местах неприятель будет вынужден наступать через узкие проходы, со всех сторон, окруженные крепостными стенами, под непрекращающимся огнем наших войск. Стены второго круга проверены самым тщательным образом. Ничего. Ни дырочки, ни обвалившегося камня, ни негодной башни.
Зезва замолчал и потрепал по холке недовольно грызущего удила Толстика. Мурман молча повернулся к темноте, где прятался Аристофан. Мгновение, и возникший из тьмы лакей подавал господину полный кубок. Мурман принюхался, кивнул одобрительно, обнаружив в кубке пиво вместо вина. Выпил почти залпом. Отер усы. Бросил быстрый взгляд на Зезву. И отвернулся, скрестив руки на груди.
— Третий круг.
Зезва и Каспер переглянулись. Ныряльщик сплюнул, пробормотав едва слышно про "курвин корень". Каспер улыбнулся и начал говорить, к немалому облегчению своего товарища.
— Светлейший тевад, последняя линия обороны города опоясывает дворец гамгеона Вожа Красеня. Если предположить невероятное: враг добрался до третьего круга, то там его встретят отборные солдаты под командованием всем нам известного Сайрака. Этот доблестный командир великолепно знает свое дело. Патрули денно и нощно обходят стены и улицы, — Каспер кашлянул, кивнул в ответ на благодарный взгляд Зезвы. — Таким образом, наши силы…
— Шрам? — перебил юношу Мурман.
— Шрам? — слегка растерялся Каспер.
— Там стоят джуджи Огрызка и махатинская пехота, — проговорил Зезва, доставая из кармана яблоко и скармливая его обрадованному Толстику. — С башен — замечательный вид на позиции мятежников.
— И на Цум тоже, — задумчиво сказал Мурман.
Зезва и Каспер снова переглянулись. Беспокойство тевада длилось уже много дней. С тех самых пор, как Лев Аскерран указал на зияющие бреши в, казалось бы, безупречной обороне города. Меры, молниеносно принятые командованием, должны были успокоить Мурмана, но наместник Горды, совсем недавно назначенный Ламирой комендантом Цума, уже который день не находил себе места. По ночам он поднимал ввереных ему людей, объезжал посты и защитные стены, захаживал в гости джуджам, обороняющим деревню Шрам, в общем, не давал покоя ни себе, ни Зезве с Каспером. Последние давно мечтали лишь об одном: найти хороший сеновал и завалиться спать. Хорошо отцу Кондрату, которого приблизила у себе королева, сделав духовником, к зависти и гневу Цумской монашеской братии. Еще бы, выскочка, инок-бродяга из Орешника вхож к ее величеству! Не иначе, Ормаз решил покарать головы и души людей Мзума… "Да, — думал Зезва, не реагируя на настойчивые призывы Толстика выдать еще одно яблоко, — брат Кондрат устроился неплохо. Знай себе кушай, пей, да исповедуй. Причем не кого-нибудь, а саму правительницу Мзума. Которая…" —
Зезва помрачнел.
Между тем, Мурман испытывающе взглянул на подчиненных, смачно высморкался в огромный платок, извлек из-за пазухи свернутый лист. Затем развернул и прочитал его содержимое как громом пораженным окружающим.
— "Секретный циркуляр. Тень. Всем офицерам, рыцарям, солдатам, агентам, — голос Мурмана звучал глухо и устало, — седмицу назад в стольном граде Мзум совершено дерзкое покушение на Его Святейшество, Владыку Востока и Запада, Хранителя Веры Отцов, Первого Священника Храма Солнца — святого отца Истрия…" — тевад хмуро пробежал глазами по тексту… — дальше обычное словоблудие писца… так… ага, вот: "… благодаря милости Ормаза и бдительности солдат Тени, преступнику не удалось привести коварный замысел в исполнение. Владыка получил ранение, но сейчас его жизнь вне опасности. Несмотря на все принятые меры по поимке, злодею удалось скрыться. Приметы богомерзкого лиходея: в одеждах инока, по имени…"
Когда тевад назвал имя преступника, Зезва подскочил на месте и уставился на Мурмана. Каспер выругался сквозь зубы.
Человек в монашеском плаще крался вдоль стены дома, прячась от призрачного света ночных фонарей. Добравшись до большого вечнозеленого дерева, что кривой глыбой высилось возле ворот богатого дома, человек присел на корточки и долго не мог отдышаться. Немного придя в себя, он прислушался. Тишина. Ночной Цум не издавал ни звука. Лишь откуда-то слабо доносился злобный лай потревоженного пса.
Ночной странник поднялся, закутался в свой грязный и дырявый плащ. Тщательно осмотрелся, и не найдя в окружающей предрассветной мгле ничего подозрительного, продолжил свой путь вдоль стен. Пройдя всего несколько шагов, снова опустился на землю. Со стоном принялся разматывать грязную повязку на ноге. Долго изучал рваную рану, щурясь и покусывая от боли нижнюю губу. Вздрогнул, услышав лай собак. Погоня. Все-таки выследили. Куда теперь? С этой раной далеко не уйдешь… Впрочем, нет, один путь есть. Человек глухо застонал и рывком поднялся. Старый цвинтарь, вот он, совсем рядом. Нужно лишь перейти через мост и… И оказаться в Старом городе, где ночная нелюдь все еще бродит по узким улицам в поисках пьяниц и бродяг.
Лай стал громче, и человек заковылял дальше. Задыхаясь и припадая на больную ногу, он прошел мимо темной пасти арки полуразрушенного дома. Шипение, раздавшееся оттуда, заставило его похолодеть от ужаса и прибавить ходу.
Вожак ненавидел Старуху. Сколько раз эта облезлая сучка вставала на его пути, отбирая законную добычу. Он тихо зашипел и выставил когти. Его тело, поджарое, мускулистое, припало к земле. Пасть раскрылась, обнажив блестевшие слюной клыки. Но Старуха не испугалась, лишь еще сильнее задергался хвост ночницы, а горящие красным глаза буравили молодого ночника, посмевшего бросить ей вызов. Вожак сделал шаг вправо, раздувая ноздри. За его спиной перебирали лапами еще три ночника. Все как всегда: самцы и самки охотятся отдельно, часто вступая в яростные драки из-за очередной жертвы. Жертва. Вожак почувствовал, как тягучая, вязкая слюна наполняет пасть. Голод, проклятый голод. В последнее время человеки обходят стороной старый цвинтарь… Ага, что это? Конечно, прихлебательницы Старухи, кто же еще. Поведя носом, Вожак учуял запах молодой ночницы, с которой он спаривался не так давно. Но время случки прошло, и теперь ему хотелось лишь запустить зубы в плоть, неважно чью. Человековскую или ночника, неважно. Голод. Хочется есть. Старуха и ее товарки пусть убираются в пасть Кудиану.
— Снова ты, старая сука, — зашипел Вожак, — снова ты.
— Глупец, — беззлобно прорычала Старуха, все так же вертя хвостом. — Ты же знаешь, что добыча все равно останется нам. Если будешь вести себя хорошо, то, быть может, и оставим пару ребрышек. Хватит тебе и твоим вшивым дружкам?