— Господин Лев Аскерран, — тихо произнес Зезва, глядя исподлобья, — говорит много правильных вещей, с которыми трудно не согласиться. Но не стоит, мой тебе совет, под одну гребенку весь мзумский народ стричь.
— Стригут овец, рыцарь Зезва! — скривил губы Аскерран. — Хозяин, еще вина, живо!
— Верно, овец, — повысил голос Ныряльщик. — Вот только шерсть эту расчетливый хозяин продает с выгодой для себя, а обстриженных овечек гонят обратно в хлев. И так каждый сезон. Овца ест, пьет и размножается. Но приносит своему повелителю много денег. Курвова могила! Хоть раз, благородный Лев, ты представлял себя на месте овцы?
Аскерран лишь фыркнул в ответ.
— Вижу, что не представлял. А теперь представь еще одну, курвин корень, вещь. Ты не просто овца, а овца, которую Ормаз одарил умом, причем умом блестящим. И видит овца, что глупый хозяин живет припеваючи, а она да родичи ее голодают! Что она будет делать, эта покорная овца? Жить раболепно или восстанет против такой, по ее мнению, несправедливости? Что же ты молчишь, о благородный Лев?
— Овца есть овца! — сузил глаза баррейнец. — Ее нужно резать или стричь!
— Ты не прав, сын мой, — возразил отец Кондрат. — Люди — не овцы, как можно создание Ормазово с бессловесным животным сравнивать? В каком бы сословии человек не состоял, будь то купечество, рыцарство или эрство — везде и всюду человек хочет быть свободным, иметь собственное достоинство, следовать законам божьим и человеческим, а именно: честности, состраданию, благородству…
— Благородству, святой отец?
— Именно. Ты же приписываешь людям звериные качества. Хотя… — брат Кондрат помрачнел, уставился в свою кружку. — Хотя пример мученичества отца Андриа говорит про обратное…
— Я слышал про Андриа, — кивнул Аскерран. — Еще одно подтверждение моих слов, господа солнечники. Чернь интересуют лишь жратва и вдоволь дешевого пойла… Ах, ну где этот бездельник?! Хозяин, вино закончилось!!
Зезва поднял глаза на баррейнца.
— Те самые люди, что жаждали смерти Андриа, потом просили милости у палачей! — продолжал Аскерран, кивая хозяину, вернее даже не ему, а кувшину, который корчмарь поставил на стол. — Ах, как благородно и преисполнено достоинства, господа мзумцы, не так ли? Подлая толпа сначала бесновалась, призывая на голову несчастного инока все напасти мира, а потом, ну, надо же, преисполнилась сострадания! Овцы! Им лишь бы нажраться от пуза да пивом накачаться — вот весь смысл их жалких, никчемных жизней. А придет иноземец, так они ему, как новому хозяину, в ножки поклонятся да руку протянут — подай пива и жратвы, добрый новый господин!
Зезва на мгновение закрыл глаза. "Один… два… три… Покажись, зверь!.." Почему-то стало жарко, Зезва расстегнул ворот рубашки, глубоко вздохнул. "Да не сомкнутся глаза грешника…"
— А слухи… что слухи? — Аскерран издал короткий смешок. — Ты вот что скажи, господин Зезва. Правду ли чернь болтает про Звезду Даугремскую и оборотня, в которого превращался, да так и не превратился настоятель Андриа?
Зезва молча смотрел, как в стакане Аскерран пенится красное, похожее на кровь, вино. " Я — человек, а вы — звери…"
— Так правда или нет? — допытывался баррейнец.
Зезва, наконец, оторвался от кровавого стакана. Поднял на рыцаря карие глаза. Молча кивнул и отвернулся к окну.
— Вот как, — процедил Аскерран. — Клянусь Столпами! Чернь… Грязь земная!
— Простому люду нелегко живется, — тихо сказал Каспер, — особенно сейчас.
— Верно, господин Каспер! Клянусь честью Льва, тяжело, кто же спорит? Есть порядок — господа и эры, богами установленный. Хорош он или нет — не нам решать…
— А кому же тогда? — повернулся Зезва. — Может, мзумское государство устроить по примеру Столпов, а, курвин корень? Государь — что-то вроде бога, подданные — жалкие рабы. А, господин Аскерран? И не сомкнутся глаза подлой черни?!
Баррейнский Лев усмехнулся, глотнул невозмутимо вина. Стер пальцем вишневый ручеек на подбородке. Затем сжал кулаки и положил их перед собой на видавший виды деревянный стол. Хозяин не без страха прислушивался к усиливавшему спору. Драки еще не хватало, упаси Ормаз…
— Господа солнечники, — сказал наконец Аскерран. — Все это замечательно, но лучше поговорим про более важные вещи, чем устройство государства.
— Например, благородный Лев?
— Например, оборона города Цум.
Баррейнец мотнул головой с такой силой, что косичка метнулась из стороны в сторону.
— Будь я на месте командования мятежников, то вся группировка мзумских войск была бы разгромлена мною за несколько дней, город взят, жители изгнаны.
— Ну, надо же, — улыбнулся Каспер и взглянул на Зезву и отца Кондрата, словно ища у них поддержки. Но достойный инок молча буравил глазами слегка захмелевшего баррейнского рыцаря. Что же касается Зезвы, то Ныряльщик угрюмо вертел в руках пустую кружку.
— Достойный Лев поделится своими сомнениями? — осторожно спросил Каспер.
Умолкший было воробей снова принялся чирикать под потолком. С шумом и гомоном ввалились трое подвыпивших арбалетчиков и заказали чача и жареной рыбы. Хозяин поплелся на кухню. Вскоре оттуда зашипело и запахло. Арранец у окна допил свое пиво и встал, накидывая плащ. Два солдата в углу давно храпели на столе. Капли дождя барабанили о ставни. Аскерран молча осушил стакан. Чуть прищурился, оглядел по очереди собеседников.
— … именно на этом участке позиции мзумских войск особенно сильны, — усталым голосом завершил свою речь Элан Храбрый. Элигерец провел языком по чуть пересохшим губам и, скрестив руки на груди, принялся выжидательно смотреть на слушателей. Последних было несколько человек, и среди них находился Влад из Ашар, по прозвищу Картавый — верховный командующий Армии Свободы Народа Души. Рядом с ним застыл, вцепившись руками в табурет, Астимар — белокурый великан в форме офицера Душевного Отряда. Голубые глаза Астимара смотрели на Элана пытливо и пристально. Слева от задумчиво почесывающего бороду Астимара вертелся на стуле тощий и костлявый Тарий из Лыха, угрюмый рыцарь с руками-палками и крупным мясистым носом на вытянутом лице. Еще несколько офицеров-душевников расположились в большой с светлой комнате купеческого дома на улице Тысячи Выпивох, что в Даугреме. Хозяин дома был не против столь блестящей компании, так как после освобождения города был вздернут в собственном дворе вместе с сыновьями и женой. Что же касается дочерей мерзкого солнечника, то их отдали бравым освободителям для поднятия боевого духа. Говорили, что дня через четыре раздувшиеся трупы проклятых мзумок вынесло на берег чуть ли не у элигерской границы. Будут знать, как перечить.