Пелл прижал палец к губам и повел всех к дальнему концу пирса. Там, в самой середине буквы «U», он разглядел еще одну арку, а за ней — что-то похожее на лестницу. Подойдя ближе, он увидел, что это действительно лестница, наверху которой имелся какой-то тусклый источник света. Им не придется карабкаться в полной темноте.
Внезапно Миранда тихо выдохнула:
— Ох, боже мой!
Пелл обернулся и увидел, что волшебница смотрит вверх, на арку. Лесничий настолько сосредоточился на самой лестнице, что не заметил паукообразных надписей, выбитых в камне над головой, к тому же почти терявшихся во тьме. Его губы беззвучно зашевелились.
— Что там? — нетерпеливо спросил Марвик, уже поставив ногу на первую ступеньку.
Кэллом Пелл покачал головой, как будто отказываясь верить собственным глазам. Он уже видел такие письмена раньше, в своих книгах, но никогда не рассчитывал встретиться с ними вживую.
— В самом деле, что там написано? — поддержал белфарца Роланд, взяв Миранду за руку.
— Нисташ Map, — хрипло сказал Пелл.
— Что это? — поинтересовался Марвик.
— Не что, а кто, — поправила Миранда. Наконец Кэллом Пелл вздохнул и с трудом оторвал взгляд от надписи.
Нисташ Map был крайн, но крайн необычный. Чем больше крови он проливал, тем больше радовался. Он разжег войну на всем континенте, так что Опустошение во многом его рук дело. В истории Опустошения говорится только, что он пришел с севера… то есть относительно Кирилеи. Слово «север» — это, конечно, не слишком точное определение, но теперь-то мы точно знаем, что оно означает.
— Значит, здесь нас ждут крайн? — недоверчиво воззрился на проводника Марвик.
— Неудивительно, что ему понадобились Мадх и Фразы, — размышляла вслух Миранда. — Он жаждет возвращения к прошлому…
— Нисташ Map мертв, — вмешался Пелл, довольный тем, что знания герцогини о былых временах не столь глубоки, как его собственные. — В истории все сказано ясно. Как ни странно, его убил не другой крайн, а человек, Тарем Хамир.
Однако Пелл продолжал смотреть на лестницу перед ними так, словно наверху их ожидала неминуемая гибель.
— Если Нисташ Map мертв, — вновь заговорил Марвик, — тогда кого Миранда видела на крыше?
— Нисташи, — прошептала Миранда, и слово, казалось, надолго зависло в воздухе. — Но ведь они наверняка мертвы.
— Наверняка нет, — ответил Пелл. — Я всегда удивлялся, почему именно эта часть Улторна имеет репутацию смертельно опасного места, и теперь я это знаю.
— Кто такие… — начал было Марвик.
— Нисташи, — объяснила Миранда, — это люди, сторонники Нисташа Мара.
Марвик сморщился в ужасе.
— Но если они, люди, жили во времена Опустошения, они уже давно должны были умереть.
— Нисташ Map, — вздохнул Пелл, — в день Опустошения повел в бой тысячу человек. Не обычных людей, но своих сторонников, которых он наделил особым могуществом. Некоторые из них и так были магами, другие — просто воинами, но необычайно искусными и жестокими. Из каждых пяти, пришедших на поле боя, четверо погибли от рук воинов Атахр Вина и Тарема Хамира. Остальные бежали, спасаясь от Опустошения, как и многие другие существа. Полагаю, нет ничего странного в том, что они бежали в крепость Мара. Вскоре после этого последовало Принятие Обета, и нисташи, должно быть, обнаружили, насколько сильно уменьшилось их могущество. С того момента о них больше не слышали. Я не знаю, здесь сейчас те самые нисташи или, что более вероятно, их потомки. Но если леди Каладор права, мы найдем их на крыше.
Кэллом Пелл замолчал и начал подниматься по лестнице, шагая через две ступеньки.
— Эмон Гёт, это ты!
Мадх, по всей видимости, несказанно довольный этим открытием, охотно подошел к креслу, установленному в центре крыши. Однако сердце его билось в груди, словно церковный колокол, и ему казалось, что его ребра уже покрыты синяками от ударов. Индорец отчаянно жаждал, чтобы рядом оказался его господин, но его здесь не было. Только Эмон Гёт. Да еще этот Галатии Хазард. Если и были на свете более опасные существа, то во всяком случае Мадх их не встречал. Но Эмон Гёт не знал того, что было известно Мадху, а значит, у индорца оставался шанс использовать новую опасность во благо своего господина. Тот был бы весьма обрадован, узнав, что люди Нисташа Мара все еще ходят по земле. Без сомнения, он бы нашел, как их использовать. И поэтому Мадху следовало обращаться с Эмоном Гётом очень осторожно.
Когда Мадх приблизился, нисташи, восседавший на троне, насмешливо хмыкнул.
— Дитя, — произнес он, ив голосе древнего существа прозвучала холодная ирония, — ты никак не можешь знать меня.
— Конечно нет, — согласился Мадх. — Но я знаю о тебе. Я читал о тебе в книгах по истории, на страницах трудов Грендина и Тарема Хамира…
— Тарем Хамир! — Эмон Гёт буквально выплюнул это имя, но затем, заинтересованный, наклонился вперед. — Скажи мне, дитя, Тарем Хамир еще жив?
— Он умер много веков назад. Голова нисташи откинулась назад, и он хрипло расхохотался, глядя в небо. Его сухой смех дребезжал в воздухе целую минуту, но наконец оборвался, и Эмон Гёт снова посмотрел на Мадха.
— Тогда я выиграл эту битву, — произнес он со зловещим удовлетворением. — Потому что Нисташ Map любил нас сильнее, чем Атахр Вин любил своего приспешника.
Мадх покачал головой.
— Я не понимаю тебя.
Эмон Гёт рассмеялся снова.
— Нет? Жаль, потому что это касается тебя. Позволь мне объяснить, дитя. — Его бесцветные глаза остановились на Хейне, потом на Елене и Бренте. — Слушайте хорошенько, все вы. Как, вы думаете, мне удалось пережить бесконечные сухие века, с тех пор как разрушили Кирилею? Когда-то мы были людьми, ничем не отличающимися от вас. Но Нисташ Map возлюбил нас, и его, крайна, который не знал естественной смерти, печалила мысль, что смертные друзья состарятся и умрут так быстро. И тогда Нисташ Map научил нас, как обмануть смерть, и мы обманываем ее уже многие сотни лет.
— Рука Мадха дернулась. «Нервничает», — подумал Брент.
Нет, дело не в нервах. Брент понял, что пальцы индорца столь же проворны, как его собственные. Просто Мадх поправил что-то, спрятанное в складках его одежды.
— Ты хочешь узнать ритуал? — спросил Эмон Гёт. Вдруг он резко перевел взгляд на Хейна. Убийца жадно подался вперед, словно боялся упустить хотя бы одно слово. — Да, — сказал Эмон Гёт, все еще глядя на Хейна. — Ты страстно хочешь узнать секрет вечной жизни. Ты очень похож на нас, дитя. Нисташу Мару ты бы понравился тогда, много веков назад. — Эмон Гёт наклонился вперед в своем кресле и, понизив голос, обратился к Хей-ну: — Ну что ж, дитя, ты близко познакомишься с секретами нашего ритуала.
Вождь нисташи медленно поднялся на ноги, встал во весь рост на широком каменном возвышении, на котором был установлен трон, и воздел иссохшие руки к небу.
— В ночь новолуния, — продолжал он, — можно провести ритуал, в ходе которого мы забираем души живых людей из их тел, а потом делим их между собой.
Эмон Гёт говорил, а тем временем его пальцы подобрались к макушке, производя какие-то странные действия.
— Вы, четверо, молоды и полны жизненных сил. На всех у вас остается лет двести жизни. После того как двое нисташи были убиты, нас насчитывается двести восемь. — Эмон Гёт улыбнулся. — Почти годовой пир для каждого.
Внезапно в руке Гёта оказался конец черной повязки, и он начал медленно разматывать кожаную ленту, скрывавшую его лицо. Брент, словно завороженный, следил, как ослабевает повязка. Под ней оставался четкий след шириной в дюйм, так глубоко она врезалась в плоть нисташи. Сама кожа под повязкой была серой — бледный цвет смерти.
Эмон Гёт повернулся к Бренту. Его зубы между фиолетовыми губами выглядели неестественно белыми.
— Да, дитя, мы платим хорошую цену за повязки, которые надежно защищают нас от крылатых лет. Тебе выпала особая честь. Немногим из смертных довелось увидеть это.
Брент нервно отметил, что все остальные нисташи тоже принялись разматывать кожаные ленты. Он понятия не имел, что означают эти странные кожаные полосы, но ощущал, что снятие их напрямую связано с его собственной приближающейся смертью.