– А если не попрошу? – кузнец, несмотря на количество выпитого, твёрдо держался на ногах, могучие руки его скрестились на груди. – Донесёте на меня господину Бертрану?
Леон краем глаза окинул остальных – они уже не смеялись, а следили за происходящим с жадным любопытством. Бывший капитан понимал, что они, дойди дело до драки, будут не на его стороне, но ему было всё равно. Желание исчезло без следа, уступив место ярости, в голове стучало, пальцы намертво вцепились в эфес, и Леон знал, что глаза его сейчас сверкают стальным блеском, а зубы щерятся, точно у волка. Ему показалось, что в толпе мелькнуло знакомое лицо – вихрастый долговязый Этьен, любовник Вивьен, тоже затесался в ряды пирующих.
– Я не доносчик, – сквозь зубы ответил он, вновь впиваясь взглядом в кузнеца. – Не захочешь просить прощения – я поучу тебя вежливости. Маргарита – возлюбленная Бертрана Железной Руки и хозяйка его дома! – он повысил голос. – И я никому не позволю так о ней отзываться, понятно?
Некоторое время они всё ещё пронзали друг друга взглядами: насупленный тёмно-карий – против гневного льдисто-голубого. Потом кузнец медленно опустил глаза и нехотя выдавил:
– Я... прошу прощения. Сказал, не подумав... пьян был. Так-то я ничего против господина Бертрана... и госпожи Гретхен... не имею.
– В следующий раз следи за языком, – предупредил Леон, возвращая шпагу в ножны. – А то как бы тебе его не лишиться!
Он отступил на несколько шагов, всё ещё окидывая толпу настороженным волчьим взглядом, затем резко развернулся и скрылся в сумерках, не дожидаясь, пока пьющие придут в себя. Кровь продолжала стучать в висках, лицо горело, пальцы не отпускали эфес шпаги, в голове уже начала нарастать боль, и сейчас Леон желал только одного – оказаться как можно дальше отсюда, от шумной пирующей толпы, пьяниц с их грязными шутками, странной парочки де Труа, и от неприступной Авроры с её туманными предчувствиями.
Глава VII. Падший ангел
Ласточка, не садись на ворота, –
Крылья чёрные свои поломаешь.
На моих воротах остры колья –
Сама знаю...
Анна Пингина – Ласточка
Праздник урожая под конец обернулся для Авроры Лейтон полной неразберихой. Вокруг всё пело, плясало и кружилось, мелькало пёстрым хороводом лиц и нарядов, нос щипало от обилия запахов, зачастую не самых приятных, музыка уже не радовала, а терзала слух, а Маргарита куда-то тащила подругу, что-то возбуждённо рассказывая. Светлые кудри её растрепались, шнуровка на корсаже была наполовину развязана, и Аврора невольно задалась вопросом: уж не успела ли Гретхен уединиться с Бертраном где-нибудь в укромном уголке? Подобных пар было предостаточно: пока они спешили через толпу, из кустов, из-под деревьев, из-за стоявших поодаль телег то и дело выпархивали потревоженные парочки – краснолицые, смеющиеся, пахнущие вином, с растрёпанными волосами и одеждой, находящейся в полном беспорядке.
– Чую, этой ночью будет зачато немало детишек! – заметила Гретхен и звонко расхохоталась. Она была пьяна, не столько от вина, сколько от любви, и Аврора при взгляде на неё почувствовала острый укол зависти. Пусть люди говорят про неё разное – Маргарита свободна быть со своим любимым, она же, Аврора, обязана беречь репутацию...
Кому обязана? Покойному мужу? Отцу, тоже покойному? Матери, укрывшейся от мира в монастыре? Себе самой? Кому какое дело до репутации провинциальной дворянки, затворницы, заточённой в стенах собственных лесов? Не лучше ли прямо сейчас подойти к Леону и признаться ему во всём? Он не оттолкнёт её, Аврора чувствовала это – из вежливости, из страха одиночества или из-за выпитого пива и вина, но не оттолкнёт. Они могли бы стать одной из счастливых пар, уединившихся где-нибудь в кустах...
Но нужно ли ей такое счастье – недолговечное, хрупкое, как мотылёк, сгорающий на огне свечи? Нужны ли ей хлопоты, которые последуют за этим случайным счастьем, – сплетни, пересуды и насмешки, острое чувство стыда, неловкое выяснение отношений с Леоном или, не дай Бог, дурная болезнь или внебрачный ребёнок? Стоит ли позор пары часов счастья?
Маргарита тем временем втянула Аврору в круг танцующих, и та не возражала. Девушки и женщины кружились в хороводе, держась за руки, размыкали их, чтобы похлопать ладонями в воздухе, оборачивались вокруг своей оси и снова сплетали руки, продолжая кружение. Всюду звучал задорный смех, туфли и башмаки постукивали по земле, тугие локоны ударялись о плечи, юбки и рукава надувались от ветра. Глаза и зубы танцующих сверкали, и Аврора смогла даже ненадолго забыть о своих переживаниях, отдавшись кружению. Где-то сбоку старательно, но не очень верно выводила мелодию скрипка, ей жалобным голосом подпевала флейта – похоже, что музыканты тоже здорово набрались за вечер. Сжимая руку Маргариты, Аврора кружилась, бросая рассеянные взгляды по сторонам. В какой-то миг из полумрака выплыло нежное лицо Люсиль де Труа, в желтовато-красном свете огня казавшееся загадочным и более взрослым. Она танцевала всё с тем же сомнамбулическим выражением лица, что и раньше, и Аврора с грустью подумала, что тоже хотела бы забыться во сне...
С праздника она вернулась поздно, ни о каком ужине не могло быть и речи, к тому же Жан с Марией тоже устали, и Аврора сразу же отправилась спать. Расчесав по обыкновению волосы и вынув из них аккуратно вплетённые цветы, она откинулась на постель, устало вытянув ноги, которые слегка ныли после танцев, убрала из-под головы тёмные пряди и постаралась раскинуться, чтобы влетавший в окно ночной ветерок остужал её разгорячённое тело. Она притворялась перед самой собой, выполняя обыденные вечерние процедуры, хотя прекрасно знала, что уснуть не получится. Мысли о Леоне вновь наполнили голову Авроры – о том, как внимательно он смотрел на неё, как крепко, но бережно сжимал руку, как осторожно двигался в танце, помня о своём обещании не наступать ей на ноги. «Интересно, в постели он так же осторожен?» – мелькнула непрошеная мысль, и Аврора закусила губу, пытаясь отогнать череду ярких видений, вмиг нахлынувших на неё.
Уснуть с мыслями о Леоне, его жарком, сильном и гибком теле, которое всего пару часов назад было так близко к ней, оказалось решительно невозможно. Аврора немного поворочалась на постели, подумала, не принять ли несколько капель успокаивающего зелья, которое хранилось в её шкафчике, но не решилась. Желание заглянуть в сны Леона было очень соблазнительным, но она проявила силу воли и не стала этого делать. Вдруг во снах он мечтает о ком-то совершенно другом – о своей рыжеволосой возлюбленной из прошлой жизни, о Люсиль, о какой-нибудь деревенской девушке? Или даже во сне гадает, как обнаружить разбойников и изгнать их из леса? А может, он вообще не спит?
Чтобы не думать о сыне Портоса, Аврора решила погрузиться в чужой сон. Провалившись в дремоту и освободившись от оков собственного тела, она немного покружилась над замком и, поразмыслив, направилась в сторону гостиницы. Легко пролетела сквозь крышу, миновала комнаты слуг, сквозь двери которых пробивались разноцветные лучи их снов, ненадолго задержалась возле комнаты Жюля-Антуана, раздумывая, не войти ли в тёмно-свинцовое грозовое облако, окружавшее его, но предпочла перейти к Люсиль и окунуться в нежную весеннюю зелень её сна. Она от всей души надеялась, что девушке снятся лёгкие и приятные сны, которые смогут разогнать её тоску.
Впоследствии Аврора признавалась себе, что никогда так не ошибалась.
Изначально она не видела ничего в густой плотной пелене, окутавшей её со всех сторон. Но вот зелень посветлела и стала совсем прозрачной, и из неё вырисовался силуэт самой Люсиль, распростёртой на кровати. Это была не гостиничная кровать, а другая, широкая, с балдахином – должно быть, на такой Люсиль спала в родовом замке. Она лежала на этой роскошной кровати с широко распахнутыми глазами, замерев, точно зайчонок, и прислушивалась к каждому шороху. Рыжие волосы её разметались по подушке, белая кружевная рубашка сползла, оголяя одно плечо, точно выточенное из слоновой кости.