– До встречи, Этьен, – она поспешно отстранилась и снова испуганно огляделась. Юноша кивнул ей и расхлябанной, но в то же время быстрой походкой направился прочь. Леон выждал, пока Этьен скроется из виду, а Вивьен метнётся назад в замок, и, прокравшись вдоль кустов, зашагал вслед за юношей.
Его план был прост: проследить за этим загадочным любовником, которого служанка так скрывает, и узнать, не связан ли он каким-либо образом с шайкой Чёрного Жоффруа. Конечно, можно было просто поговорить с Вивьен, но кто знает, не заупрямится ли девушка? Может, она вообще не захочет ничего рассказывать или предупредит возлюбленного об опасности, и он сбежит! Нет, сначала требовалось узнать, кто он таков.
Этьен шёл быстро, не оглядываясь, Леон следовал за ним, то и дело пригибаясь или прячась за дерево, и стискивал зубы, чтобы не стучать ими от холода. Туман неплохо скрывал его от глаз преследуемого, но он же и мешал ясно различать дорогу впереди. Путь Этьена вёл в лес, и Леон крепче сжал эфес шпаги, надеясь, что ему повезёт не наткнуться на разбойников.
В лесу было неестественно тихо, он выглядел пустым и вымершим. Туман цеплялся за сучья деревьев, стоял стеной, и казалось, что за ним скрываются не звери, птицы и разбойники, а жуткие существа из сказок, которые маленькому Леону рассказывала мать, вампиры, оборотни и привидения, следящие за одинокими путниками огромными светящимися глазами. Этьену, судя по всему, тоже стало не по себе – он принялся насвистывать какой-то незамысловатый мотив, затем ускорил шаг, а под конец почти побежал. Сучья громко трещали под его ногами, листья шуршали, и Леон мог не бояться выдать себя шумом. Он тоже рванулся вперёд, но тут его внимание привлекло что-то белое, мелькнувшее в очередном просвете между деревьев.
Сердце резко сжалось от дурного предчувствия. Этьен стучал ногами где-то впереди, но Леон оставил преследование и свернул в сторону, направившись к неожиданной находке. Чем ближе он подходил, тем сильнее заходилось сердце, в висках стучало, а разум кричал ему: «Не смотри туда! Не смотри!».
Но Леон посмотрел и увидел то, что, как он знал, отпечатается в его памяти настолько прочно, что его не сотрёт никакое зелье забвения.
На тёмной и влажной опавшей листве раскинулось тело девушки. Руки и ноги бессильно разметались в разные стороны, лицо исказила гримаса страха, на белой шее виднелись засохшие брызги крови. Нежно-кремовое платье было забрызгано грязью, разорвано сверху, а на груди и животе по нему расходились багрово-красные потёки. В первый миг Леону показалось, что под головой девушки тоже растеклась лужа крови, но потом он понял, что это её распущенные волосы – красно-рыжие, вьющиеся, ореолом окружившие запрокинутую голову.
Перед ним лежала Люсиль де Труа, убитая ударом чего-то острого прямо в сердце.
Глава VIII. Муки сомнений
Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный,
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,
Но ошибся дорогой и не рассчитал траекторий полёта,
И мне снова приходится быть для тебя этим кто-то.
Flёur – Кто-то
В церкви столпилось непривычно много людей, из-за чего она казалась ещё более маленькой, тесной и узкой, чем обычно. Старичок-священник возносил молитвы ещё более истово, чем всегда, голос его дрожал, не то от благоговения, не то от подкативших к горлу слёз, и слова устремлялись напрямик к небесам, таяли в вышине, где-то между невидимо и неслышно порхающими ангелами – там, куда отправилась ныне душа безвременно почившей Люсиль де Труа.
Аврора Лейтон едва слышала священника. Горло у неё словно сдавила петля, дышать было тяжело, и если бы кто-нибудь сейчас обратился к ней с вопросом, она бы смогла выдавить лишь нечто невразумительное. К счастью, никто и не думал обращаться к ней. Из-под чёрной кружевной накидки, закрывавшей пол-лица, Аврора мрачно осматривала присутствовавших, подолгу вглядывалась в каждого, точно пыталась прочитать их мысли, прямо-таки вцеплялась в них своими пронзительными серыми глазами. Железная Рука как-то сказал ей, что от её взгляда ему становится неуютно – она как будто прямо в душу смотрит! Это было правдой, но лишь отчасти – заглядывать в людские души Аврора могла лишь во снах. Ах, если бы сны могли указать ей убийцу Люсиль!
Она винила себя в смерти девушки с того самого момента, как узнала о случившемся. Никаких разумных причин для этого не было, но Аврора чувствовала, ощущала всей душой: внезапное и жестокое убийство Люсиль связано с их коротким разговором в церковном дворике. Если бы не этот разговор, ничего бы не случилось, Леон на следующий день не обнаружил бы в лесу распростёртое тело девушки, и сейчас они все не оплакивали бы её гибель под сводами церкви.
Взгляд Авроры вновь метнулся к сыну Портоса. Он стоял, как и раньше, прямой и невозмутимый, и все переживания, если они у него были, скрывал под обычной маской холодности. Сквозь прорези в ткани накидки Аврора видела, что Леон тоже оглядывает присутствующих, подолгу задерживает взгляд на каждом, щурит свои стальные голубые глаза, точно стремится проникнуть в мысли прихожан. «Должно быть, он тоже подозревает всех и каждого», – подумала Аврора, но сейчас ей совершенно не казалась забавной излишняя подозрительность бывшего капитана.
Неподалёку от него стояли Бертран и Гретхен. Железная Рука был мрачен и суров, стоя так, с опущенной головой и насупленными бровями, он напоминал статую рыцаря, высеченную из камня. Пальцы его левой руки беспрестанно сжимались в кулак и снова разжимались, глаза он, в отличие от Леона, почти не поднимал и вообще весь был погружён в свои раздумья. Гретхен, бледная и печальная, в чёрном платье и такой же накидке, странным образом делавших её ещё красивее, то и дело шмыгала носом, вытирала платочком покрасневшие глаза или припадала к Бертрану, утыкаясь лицом в его плечо.
Аврора снова, в десятый или сотый раз, окинула взглядом церковь. Жан и Мария тихонько стояли в уголке, оба то и дело утирали слёзы. Франсуа шумно вздыхал и часто моргал – было видно, что он изо всех сил старается сохранять степенный вид и не разрыдаться. Вивьен почти не отнимала рук от лица, так что её было сложно рассмотреть, но Авроре показалось, что служанка плачет, не переставая. Оно и неудивительно – Люсиль была примерно её ровесницей...
Её взгляд опять обратился к Жюлю-Антуану, стоявшему возле самого гроба. Если дядя и оплакивал Люсиль, то делал это втайне от всех – во всяком случае, Аврора ни разу не видела его плачущим или даже украдкой вытирающим слезу. Его серые глаза были сухи и горели ярким огнём, черты лица ещё больше заострились, и в них проступило что-то хищное, придававшее де Труа сходство с орлом или волком. Авроре вспомнились бабушкины сказки об оборотнях, и в тот же миг Жюль-Антуан, словно почувствовав её взгляд, резко вскинул голову и посмотрел прямо на неё. На мгновение их глаза встретились, и Аврора быстро опустила голову, отступила в тень, прячась под своей кружевной накидкой и испытывая непонятое чувство – она не знала, был это стыд или страх.
В то утро, когда Леон, забрызганный грязью, шатаясь от тяжести ноши и тяжести своего открытия, принёс тело Люсиль в замок Бертрана, разразилась настоящая трагедия. Маргарита и Вивьен рыдали, Франсуа шумно сморкался и пытался быть полезным, но на деле только беспомощно повторял: «Как же так? Такая молоденькая, у меня обе дочки старше её... Как же так?». Бертран ругался самыми страшными ругательствами, метал громы и молнии, проклиная разбойников на чём свет стоит, грозясь переловить их всех до единого и разбить им черепа железной рукой. Он отважно взял на себя роль вестника беды, о чём потом горько сожалел.