– Складно вы говорите, госпожа, очень складно, – в гнусавом голосе нищего послышалось восхищение. – Только если бы разбойники ограбить её захотели или какое непотребство совершить, разве не раздели бы её догола? Платье-то на ней наверняка дорогое было. И серёжки всякие, бусы, колечки – их-то уж точно сняли бы!
– Не знаю, – сухо ответила Аврора, чувствуя, как внутри быстро нарастает тревога. – Может, не было на Люсиль никаких украшений. С утра встала, поссорилась с дядей и выбежала в чём была, не успела нарядиться. А насчёт платья... Говорю же, не успели. Или правда не хотели убивать, а потом испугались, и им было уже не до платья.
Она спохватилась, что слишком много рассказала неизвестному нищему, которого видит второй раз в жизни. И про то, что тело Люсиль нашёл Леон, и про её странный утренний побег из гостиницы, и про свои размышления насчёт убийства. Она и сама не раз задавалась вопросами: почему де Труа остановились в гостинице, хотя могли бы погостить у Бертрана – он им предлагал, он сам ей это рассказывал. В замке полным-полно свободных комнат, там гораздо удобнее и тише, чем в гостинице! Что могло вызвать ссору настолько крупную, что Люсиль убежала от дяди аж в лес? Почему разбойники не похоронили её тело, а бросили на открытом месте? Была ли она ограблена? Было ли – у Авроры комок подкатил к горлу при воспоминании о недавнем сне – над ней совершено насилие?
– Ты задаёшь слишком много вопросов, – она хмуро посмотрела на собеседника, пытаясь проникнуть взглядом под капюшон, и нищий поспешно надвинул его сильнее на лоб, укрываясь от неё. Авроре не нравилось, что он столь дотошен, ещё меньше нравилось то, что он задавал ей те же вопросы, которые она задавала себе сама.
– Уж не причастен ли ты к смерти Люсиль? – прямо спросила она. Нищий возмущённо охнул и закашлялся.
– Да чтобы я... Да я ни разу в жизни женщину не ударил, не говоря уже о том, чтобы ножом! Да я бы и догнать её не смог, с моей-то хромотой! Она, небось, лёгкая, быстрая, как лань была, а я...
– А ты вполне можешь притворяться, – ещё более сурово заявила Аврора. – Отнять у тебя костыль и им же тебя и стукнуть – посмотрим, как быстро ты побежишь!
– Да за что же! – в голосе его звучала неприкрытая обида. – Я к вам со всей душой, со всем участием, а вы меня – костылём! Я думал, вы добрая госпожа, а вы меня, больного человека, костылём! Я, может, помочь хотел!
– В чём помочь? – она сама поразилась металлическому звону своего голоса.
– А в том! Я, может, и глупый человек, но кое-что понимаю. И если уж про Чёрного Жоффруа говорят, что он женщин не трогает, то так и есть. Не станут такие слухи на пустом месте распускать!
– Может, он сам и не трогает, – Аврора скривила губы. – А вот кто-то из его шайки, менее благородный и порядочный, может и трогать.
– Не бывает такого! Атаман всю свою шайку железной рукой держит, на то он и атаман!
– Ты-то откуда знаешь? – окончательно вспылила она, всем телом поворачиваясь к нищему, готовая в любой миг вскочить и вцепиться ему в лохмотья, удержать, позвать на помощь. – Ты сам, случаем, не из разбойников? Может, ты только прикидываешься хромым да убогим, а сам расхаживаешь тут, вынюхиваешь и шпионишь? Хочешь узнать, не запахло ли жареным, можно ли вам и дальше вершить свои бесчинства или уже пора подыскивать другое место! Вот сейчас позову господина Бертрана, он тебе устроит допрос с пристрастием!
– Не надо тревожить Железную Руку, – быстро произнёс нищий, крепче сжал костыль и захромал прочь со скоростью, которой позавидовал бы и здоровый. Уже у самой ограды он обернулся и скороговоркой бросил:
– Чёрного Жоффруа я никогда лицом к лицу не встречал и в том могу поклясться, а вот только не вышло бы так, что это кто-то другой заколол бедную Люсиль, упокой Господи её душу, а теперь пытается свалить на разбойников!
Он скрылся из виду. Аврора, полная решимости преследовать его, поднялась было с места, но тут же села обратно. Нищий – теперь она в этом не сомневалась – мог прекрасно передвигаться без костыля. Он просто-напросто сбежит, и она его не догонит, в лучшем случае вернётся к церкви с пустыми руками, а в худшем – повторит судьбу Люсиль, потому что нищий подкараулит её где-нибудь за углом и пырнет ножом. И хорошо если просто пырнёт, а то ведь может сначала затащить куда-нибудь и надругаться...
Передёрнувшись от нового воспоминания о ночном кошмаре, Аврора выпрямила спину и тревожно огляделась по сторонам. Сейчас надо держать ухо востро, это точно. Поменьше ездить одной, если уж выезжать куда, так с Бертраном или Леоном, почаще оборачиваться и принять во внимание последние слова нищего. Разбойник он или нет, а сказанное им вполне может быть правдой. Когда в лесу орудует шайка, ничего не стоит спихнуть на неё убийство невинной девушки, совершённое по совсем иным мотивам.
Невинной... А невинной ли? Или всё же гадкой, как назвала себя сама Люсиль?
Рассуждения Авроры были прерваны тяжёлым хлопком двери. На крыльце появился Леон, прищурился, глядя на блёклое осеннее солнце, сумевшее-таки пробиться сквозь облака, и зашагал к Авроре. При его виде она, как обычно, испытала волну чистой радости, всё её тело охватило тепло, и она быстро опустила глаза, виня себя за то, что смеет радоваться, когда все вокруг убиты горем, а девушка, которую она могла назвать своей подругой, жестоко убита.
– Сударыня, – Леон кивнул ей и присел на скамью рядом. Аврора поглядела на него из-под ресниц, раздумывая, стоит ли говорить о своих подозрениях. Не рискует ли она показаться глупой, не лезет ли она не в своё дело? Но с тех пор, как была убита Люсиль, это стало их общим делом. На одной чаше весов было мнение Леона об Авроре, на другой – возможность найти убийцу, и колебалась она недолго.
– Я тут разговаривала с одним нищим, – без обиняков начала она, – и он показался мне странным. Возможно, вы его раньше здесь видели. Высокий, худой, сильно хромает, опирается на костыль, и у него острая чёрная бородка.
– Не припоминаю, – ответил Леон. – Впрочем, я не так уж часто бываю в церкви, а милостыню не подаю из принципа, так что мог его и не запомнить.
– Вот и я тоже его что-то раньше не видела, а в церковь я хожу почаще вас, – задумчиво сказала Аврора. – Но странность не только в этом. Он, я уверена, только притворяется хромым, а на самом деле прекрасно передвигается без костыля. Только притворяется глупым, а на самом деле очень хорошо соображает. И – не подумайте, что я смеюсь над вами – он волне может быть шпионом разбойников.
Она кратко пересказала Леону свой разговор с загадочным нищим. Выслушав, бывший капитан бросил хмурый взгляд в сторону церкви и протянул:
– Да-а, было бы любопытно побеседовать с этим нищим... Уж больно умные вопросы он задаёт! И предположение, что кто-то убил Люсиль, а потом попытался выставить виновными разбойников... признаться, я сам об этом думал. Но кто мог лишить жизни такую юную и прекрасную девушку?
– Вы слышали поговорку, что на похоронах убийца всегда плачет сильнее всех? – она проследила за взглядом Леона, всё ещё устремлённым на дверь церкви.
– Нет, не слышал. Но я понял, на кого вы намекаете, – он перевёл взгляд на Аврору. – Подозреваете дядю Люсиль, так?
– Именно, – кивнула она. – Он мне с самого начала не понравился. И вам, кстати, тоже.
– Верно, но это не причина подозревать его в убийстве родной племянницы. Зачем ему убивать Люсиль? Он, конечно, был строг с ней, но не настолько же!
– Может, у неё был любовник, а Жюль-Антуан узнал о нём и разгневался на племянницу, которая его опозорила. Или она, скажем, украла у него что-то и попыталась сбежать. Или они прибыли сюда с какой-то тайной шпионской миссией. Может, они на самом деле вообще не дядя и племянница! Не очень-то они похожи, если вдуматься...
– Это ничего не значит, – сумрачно ответил Леон. – Мы с сестрой тоже не особо похожи.