– А я-то была уверена, что вы влюблены в другую, – прошептала Аврора, и на глаза её вновь навернулись слёзы. – Как глупо вышло! Сколько времени мы потратили впустую!
– В кого же я мог влюбиться в этом диком краю? – усмехнулся Леон. – В Гретхен? В Вивьен? В Люсиль де Труа?
– Почему нет? Вам же нравятся рыжие...
– Ну, она в любом случае была слишком молода для меня, – протянул он, несколько озадаченный словами Авроры. Ему и правда нравились рыжеволосые женщины, но откуда она-то об этом знает? Он вроде нигде об этом не обмолвился, даже в разговоре с Бертраном...
– Молода, красива и умерла раньше срока, – ожесточённо произнесла Аврора, и губы её сжались, словно она пыталась сдержать сильную боль. – Сегодня умер ещё один человек, возможно, виновный в её смерти. Умер, потому что я принесла ему яд! Люсиль мертва, Чёрный Жоффруа мёртв, а я сижу здесь, с вами, и мне хорошо! Я не заслужила этого удовольствия, не заслужила любви, не заслужила...
– Полно, перестаньте! – Леон испугался, что сейчас она снова разрыдается. – В смерти Люсиль вы не виноваты, виноват только её убийца. А Чёрный Жоффруа в любом случае был разбойником и головорезом и заслужил казни. Что касается вашего милосердия... я думаю, вы поступили правильно. Я однажды тоже, – он сглотнул, – убил человека из жалости к нему. Это было давно, я тогда ещё служил в рядах королевских гвардейцев. Мне с моим отрядом поручили арестовать преступника. Мы отыскали его, загнали в угол, и я столкнулся с ним лицом к лицу – он стоял, сжимая в руке нож, от которого пользы было столько же, сколько от вышитого носового платочка, он совсем не умел им владеть... И я видел ужас в его глазах, видел, что он боится заточения и боли, я знал, что его будут пытать. И я заколол его – выбил нож и вонзил шпагу ему прямо в сердце.
Аврора передёрнулась и на миг прикрыла глаза, но ничего не сказала.
– Позже Кольбер поносил меня на чём свет стоит, утверждая, что я должен арестовывать, а не убивать преступников, но мне было всё равно. Я знал, что спас его от пыток и мучений, и знал, что поступил правильно. И сейчас я бы поступил точно так же. Так что, как видите, уж кто-кто, а я точно не стану корить вас за проявленное милосердие.
– Благодарю вас, – сдавленно проговорила она. – Но что совершил тот преступник с рыбьими глазами? Он тоже разбойничал? Или нападал на женщин?
– Он был крупным вором и карточным шулером, если мне не изменяет память... – Леон споткнулся на полуслове и уставился на Аврору ещё более изумлённо, чем раньше. – Постойте, откуда вы знаете, что у него были рыбьи глаза? Я совершенно точно вам этого не говорил!
– Я... не знаю, – она снова побледнела и затравленно огляделась, будто готова была сбежать из комнаты Леона в одной рубашке. – Я просто представила его таким – с пустыми и холодными рыбьими глазами... У Чёрного Жоффруа они стали такими же пустыми перед казнью...
– Нет, вы мне что-то недоговариваете! – бывший капитан лихорадочно соображал. У него в голове вновь прозвучал голос мужчины из сна, назвавшего Аврору «ведьмой» и «колдуньей», вспомнились слова Бертрана, который знал её с самого детства: «Она как будто насквозь тебя видит, как будто стоишь перед ней без одежды». Леон подумал о целебных зельях и опасных ядах, которые Аврора изготавливала сама, о слухах, связанных со смертью её мужа, о её случайных словах, которым он до этого дня не придавал значения. Она сказала, что беспокоится из-за Люсиль, потому что увидела дурной сон про неё! Самому Леону не раз снились странные сны за всё время, что он провёл здесь... Сновидения, зелья, слухи и таинственные убийства – как он раньше мог не замечать, что все нити сходятся к Авроре Лейтон? Должно быть, её красота и собственная влюблённость окончательно затмили его разум!
– Откуда вы знаете, что у этого преступника были рыбьи глаза? И откуда вы знаете, что мне нравятся рыжеволосые женщины? Откуда вам вообще известно то, что остаётся лишь в моих мыслях, о чём я никому не рассказывал? Прошу вас! – он вскинул руку, когда Аврора рывком высвободилась из его объятий и, подхватив платье, метнулась к двери. – Я клянусь, что не выдам вашей тайны и никому ничего не расскажу, будь вы ведьма, колдунья, оборотень или даже демон! Я только об одном прошу – скажите мне правду.
Аврора ещё некоторое время колебалась, стоя возле двери, потом выпустила из рук платье и принялась с необыкновенной скоростью одеваться, весьма ловко затягивая шнуровку и застёгивая крючки. Кое-как приведя себя в порядок, она повернулась к Леону, и в глазах её мелькнуло отчаяние.
– Хорошо. Я скажу, если уж вы так этого хотите. Но имейте в виду: если вы расскажете об этом кому-нибудь ещё, я буду всё отрицать! Вы всё равно вряд ли сможете что-нибудь доказать.
Она сделала несколько шагов в центр комнаты, остановилась перед Леоном и медленно, даже с некоторой торжественностью, объявила:
– Я не ведьма, не колдунья, не оборотень и не демон. Но я и правда способна на кое-что, не поддающееся разумному объяснению. Я могу заглядывать в чужие сны.
Глава XIII. Призрачная истина
Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём,
И за тебя я пью.
За ложь меня предавших губ,
За мёртвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас!
Трио «Меридиан» – Последний тост
Позднее Аврора никак не могла до конца осознать, что же заставило её поступить именно так, как она поступила. Должно быть, она внезапно поглупела или вовсе лишилась разума, – как иначе объяснить то, что она выдала Леону Лебренну, человеку, с которым она была знакома чуть дольше пары месяцев, величайшую тайну своей жизни?
Конечно, за эту пару месяцев она перенесла множество потрясений. Неожиданная влюблённость в Леона и нелепая, как считала Аврора, попытка помочь ему, стерев память; трагическая гибель Люсиль, неловкие попытки расследования, самоубийство Чёрного Жоффруа, к которому она тоже была причастна; и, наконец, страшное зрелище неудавшейся казни атамана разбойников – всё это не могло не оставить следа на её тонкой и чувствительной натуре. Но даже после пережитых потрясений она не должна была очертя голову кидаться в объятия Леона!
Аврору всё ещё бросало в краску при мысли о произошедшем. Это казалось ей неправильным, почти чудовищным: она стала свидетельницей гибели человека, пусть и преступника, всё равно что сама убила его, а потом спокойно наслаждалась ласками бывшего капитана! Ей вспомнились строчки из какой-то заумной книги, прочитанной давным-давно: на далёких южных островах, где живут туземцы, после похорон одного из членов племени принято петь, плясать, веселиться и совокупляться. На смерть там отвечают торжеством жизни... Раньше это казалось Авроре дикостью сродни людоедству и рабству, теперь же она подумала, что в этом есть здравое зерно. «Во всяком случае, Чёрный Жоффруа вряд ли осудил бы меня», – эта мысль вызвала у неё невольную усмешку.
И всё же она не могла перестать винить себя за глупость. Это же надо было так расслабиться, чтобы проболтаться трижды: про то, что она впервые увидела Леона, когда он был без рубашки, про его любовь к рыжеволосым женщинам и про преступника с рыбьими глазами! Аврора признавалась себе, что до сегодняшнего дня и не подозревала, как хорошо может быть женщине с мужчиной, и тихие ласки её мужа были лишь тенью того удовольствия, что доставил ей Леон. Но это не извиняло её, а даже добавляло вины: как глупо было, впервые в жизни полностью познав радость плотских утех, растаять от их тепла и выболтать все свои тайны!
Но теперь отступать было уже поздно. Леон смотрел на неё своими ясными голубыми глазами, чуть прищурившись, и от этого пристального взгляда её бросало в дрожь. Скрестив руки на груди, которую Леон только что ласкал, будто защищаясь от его взора, Аврора выпрямилась и заговорила. Она рассказала обо всём – о том, как ещё в детстве обнаружила у себя способность проникать в чужие сновидения, как быстро поняла, что нужно скрывать это даже от самых близких, как подсматривала сны других людей до тех пор, пока не пресытилась этим, и, наконец, о том, как в первый раз увидела Леона спящим на берегу реки.