Поразительно, но когда Аврора заговорила об этом, он низко опустил голову, явно смущённый, и краска прилила к его лицу, с которого ещё не сошли остатки летнего загара. Когда же Леон услышал, что Аврора не раз заглядывала в его сны, то и вовсе отвернулся, сделав такое движение, как будто хотел прикрыться.
– Неудивительно, что Бертран сказал про вас, что вы как будто видите человека насквозь, – пробормотал он. – «Словно стоишь перед ней голый», – вот его точные слова. Теперь-то я понимаю, что это не просто фигура речи!
– Я не видела Бертрана голым! – поспешила оправдаться Аврора, с каждым словом чувствуя себя всё более и более виноватой. – Вообще-то я не так уж и часто заглядывала в его сны. Ему постоянно снится война, – она повела плечами, – вот уж на что я точно не хочу смотреть!
– Зато вмоисны вы заглядывали частенько, – укоризненно заметил Леон, всё ещё порядком смущённый. – И даже видели меня с де Круаль – иначе как бы вы узнали про мою любовь к рыжим?
– Простите, – прошептала она, убирая от лица волосы. Леон только что назвал свою прежнюю любовницу по имени и даже не заметил этого, и нельзя было сказать, обрадовало это Аврору или огорчило. – Я знаю, это некрасиво, ещё более некрасиво, чем подсматривать за людьми через замочную скважину или щель в двери! Единственным оправданием мне может служить то, что я никому ни о чём не рассказывала и никогда не использовала увиденное во снах в своих целях... до одного случая.
И она поведала про тот ужасный сон, приснившийся ей в ночь после праздника урожая, – сон, в котором Люсиль насиловал неизвестный мужчина. Леон, услышав об этом, помрачнел и нахмурился, взгляд его снова стал холодным, как лёд.
– Вы думаете, это мог быть её дядя, верно? – спросил он.
Аврора, которой эта мысль пришла в голову едва ли не самой первой, молча кивнула. Она старательно гнала от себя это предположение, но чем дальше, тем крепче оно пускало корни в её разуме, и она была рада, что ей не пришлось высказывать его вслух, что Леон озвучил это за неё.
– Если судить по словам служанки, они с Люсиль и правда дядя и племянница, а не супруги, которые зачем-то скрывают свой брак, – мрачно проговорил он. – Что ж, не он первый, не он последний, кто совершает грех кровосмешения. Теперь понятно его желание всё время держать Люсиль при себе, понятно, почему он охранял её, как цепной пёс... А когда она попыталась сбежать и рассказать о совершённом над ней насилии, он настиг её и убил, – Леон смотрел в одну точку, пальцы его сжались в кулаки. – Я верю, что это не просто дурной сон, что такое и правда могло быть, но как нам это доказать?
– Я надеюсь на дневник Люсиль, – дрогнувшим голосом ответила Аврора. – Может, она его всё-таки вела и описывала там все ужасы, которые с ней происходили? Я хочу ещё раз наведаться в гостиницу и обыскать номер, пока де Труа со слугами не уехали из наших краёв.
– Слуг, кстати, тоже нельзя исключать, – заметил Леон. – Кто знает, может кто-то из них запугивал Люсиль, чтобы она ничего не рассказала дяде, а сам творил с ней... всякие непотребства.
– Но ведь это ужасно! – воскликнула Аврора. – Бедную девушку подвергли насилию – возможно, множество раз! – а потом закололи! И она надеялась на мою помощь, а я ничего не смогла сделать!
– Не вините себя, – поморщился Леон. – В таком случае и я, и Бертран, и Гретхен виноваты не меньше. Мы встречались с Люсиль, не зная, какие ужасы она перенесла, и ничего не замечая. Вы – единственная, кто понял, что с ней что-то не так, кто хотя бы попытался ей помочь...
– Я ничего бы не поняла, если бы не заглянула в её сон, – нервно перебила его Аврора. – До того, как увидеть весь этот кошмар, я думала, что ей снятся нежные девичьи сны: первые поцелуи, цветочки, песни и танцы... До чего глупо!
– Вы не виноваты, – повторил Леон. – Вы не могли знать, да и никто не мог знать, что творится за запертыми дверьми. Кто виноват, так это насильник и убийца Люсиль, – хотя возможно, это два разных человека.
– Вы думаете? – растерянно спросила она.
– Почему нет? Например, кто-то из слуг обесчестил её, а дядя убил, потому что считал, что Люсиль опозорила его.
– И при этом оставил слугу в живых? Что-то не верится.
– Согласен, это странно, – кивнул Леон. – Но я помогу вам выяснить, в чём дело. Я краем уха слышал, что Гретхен завтра собирается на рынок. Я вызовусь составить ей компанию, а заодно приглашу де Труа со слугами – им ведь тоже надо закупить припасов перед долгой дорогой! Я расскажу им, что нашёл убийцу Люсиль. Что им был... например, кто-то из убитых разбойников. Если де Труа и впрямь виновен, он успокоится, что находится вне подозрений. А вы тем временем проберётесь в гостиницу и обыщете номер. Ну что, как вам план?
– Прекрасно! – Аврора внезапно ощутила прилив бодрости. – Только одно меня смущает... Вам хватит сил добраться до рынка и вернуться обратно? Всё-таки вы едва встали на ноги...
– Разве я уже не доказал вам, что у меня достаточно сил для чего угодно? – хмыкнул он, кивнув на смятое покрывало. Аврора почувствовала, что краска приливает к её щекам, и опустила ресницы.
– Нехорошо это, – произнесла она. – Бедная Люсиль перенесла насилие и была убита, а я наслаждаюсь вашими объятиями и шучу над этим! Это несправедливо по отношению к несчастной девушке!
– Ну-ну, вы всё равно не поможете ей тем, что откажетесь от меня, – рассудительно заметил Леон. – А ясная голова и здоровый сон вам не помешают. Чем более страстным будет соитие, тем более крепким будет сон, это не раз проверено мной лично!
– Что ж, не смею вам возражать, – Аврора вновь потупилась. – У вас опыта значительно больше, чем у меня.
Леон усмехнулся, но затем сразу стал серьёзным.
– Кстати, насчёт крепкого сна... Мне тут приснился один странный сон. Я не очень хорошо помню, что именно видел, но точно знаю, что там был человек, которого я называл отцом. Я не помню ни его лица, ни имени – кажется, даже во сне я их не знал. Но я точно знаю, что видел своего отца. Скажите мне, Аврора, – он заглянул ей в глаза, и она вздрогнула, увидев в них глубокую беспросветную тоску, – как со всем происходящим связана моя память? Почему я не помню многого из своей прошлой жизни? Что произошло в тот вечер, когда я остановился у вас на ночлег? Я помню, что пришёл в себя утром в вашей гостиной, вы привели меня в чувство, – но что предшествовало этому?
Аврора долго молчала, не в силах выдавить ни слова. Она чувствовала, как сильно бьётся её сердце, как всё тело охватывает жар, к лицу приливает кровь, а по вискам бегут капли пота. У неё даже слегка закружилась голова – настолько ей было страшно и стыдно. Но она не могла и не хотела больше врать Леону, поэтому разомкнула губы и с трудом проговорила:
– В этом тоже только моя вина. Вы знаете, что я изготовляю целебные зелья и снадобья, я лечила вас, Маргариту, кое-кого из местных, Бертран тоже обращается ко мне за помощью, когда его беспокоит отсечённая рука... Так вот, не все мои зелья лечат. Вы уже знаете, что у меня есть снадобье, которым можно отравить человека, есть у меня и много других... небезопасных вещей. Среди них зелье, которое может стирать память. И я... дала вам выпить его.
Спотыкаясь и путаясь в словах, с горящими от стыда щеками, она повторила историю, уже рассказанную Леону однажды, историю о своей бабушке-целительнице и унаследованных от неё записях, о том, как Леон ураганом ворвался в скучную заболоченную жизнь Авроры со своими горестями и страданиями, о которых хотел забыть, и она в порыве милосердия отдала ему зелье, предназначенное для неё самой. Бывший капитан выказал меньше изумления, чем она ожидала, – похоже, о многом он уже догадался сам. Он выслушал и о расписке, данной им Авроре, и о своём долгом полуобморочном сне на козетке в гостиной, но когда она произнесла: «Вы сказали, что ваш отец...», он резко вскинул руку, останавливая её. Этот жест напугал Аврору – ей показалось, что Леон хочет ударить её, и она отшатнулась.