– Не бойтесь, – заметив её страх, с глубокой горечью произнёс он. – Я не причиню вам вреда, Аврора. Я верю вам – и тому, что вы можете проникать в чужие сны, и в ваши волшебные зелья. Нет нужды показывать мне расписку, чтобы я убедился в правдивости ваших слов. Должно быть, я и правда был в таком состоянии, что выбор был невелик: лишиться памяти или лишиться рассудка.
– И вы не злитесь на меня за то, что я стёрла вам память? – недоверчиво спросила она.
– Если на кого и злиться, так это на самого себя, – Леон грустно усмехнулся. – Это было моё решение, вы не принуждали меня пить ваше зелье. Но я выпил, память покинула меня... а теперь, видно, начинает потихоньку возвращаться.
– Только не просите меня дать вам ещё зелья! – воскликнула Аврора. – Я ни за что больше не пойду на это, я не могу так рисковать! Кто знает, что станет с вами, если вы выпьете зелье второй раз?
– Я и не собирался пить его, – он опять усмехнулся. – Не бойтесь, больше я ничего у вас не попрошу. Если действие зелья заканчивается, а память возвращается ко мне, значит, так тому и быть. Я устал спорить с судьбой, – он махнул рукой и поморщился – видимо, плечо всё ещё отдавало болью.
– Неужели вы не хотите, чтобы я вам всё рассказала? – удивилась Аврора. – Про то, кем был ваш отец, какие приключения вы пережили, кто были ваши друзья и враги?
– Не хочу, – Леон потряс головой. – Пусть всё идёт своим чередом. Если я их забыл, должно быть, на то были свои причины. Может, память вернётся ко мне во снах – со временем. А если не вернётся, то не так уж и важно то, что я забыл.
– И вам совсем не любопытно узнать, кем вы были раньше? – Аврора уставилась на него с недоумением.
– Любопытство – черта женского характера, мне оно несвойственно, – улыбнулся он. – Сейчас я здесь, с вами, у меня есть хороший друг и прекрасная возлюбленная, есть дело, которое я должен завершить, а остальное подождёт.
– Вы очень благородный человек, – Аврора ощутила, что на глазах выступили слёзы, и быстро вытерла их рукой. – Вы простили женщину, которая стёрла вам память и отняла у вас ваше прошлое, которая тайком подсматривала ваши сны...
– Полно вам, – перебил её Леон, поморщившись, – здесь нет никакой вашей вины. Я сам просил стереть себе память, а что касается снов... как вы и сказали, это не более предосудительно, чем подглядывать в щёлочку. Вы используете свой дар – оба своих дара – во благо, и на вас в любом случае меньше вины, чем на разбойнике Чёрном Жоффруа, предательнице Вивьен или убийце бедной Люсиль.
Они ещё долго разговаривали после этих внезапных признаний, и так вышло, что Аврора провела у Леона почти весь день и покинула его только ближе к вечеру. Никого это, казалось, не волновало: у Бертрана и Маргариты были свои хлопоты, Франсуа мелькал туда-сюда по коридорам, прихрамывая больше обычного и жалуясь на спину. Аврора, сославшись на плохое самочувствие, не стала спускаться к ужину и поела у себя в комнате, благо такое поведение вполне могло быть объяснено потрясением после увиденной казни. Спать она легла рано, всё ещё в растрёпанных чувствах, и от души надеялась, что ей приснится Леон, и то волшебное, что он делал с ней нынче днём. Но судьба, как обычно, жестоко посмеялась над Авророй. Она хотела просто уснуть, не заходя ни в чей сон, но на этот раз в сон пришлик ней.
Впоследствии ей часто казалось, что это произошло наяву, – настолько реальным выглядело всё происходящее. Авроре приснилось, что она проснулась посреди ночи, села на постели, сонно поморгала, потом протёрла глаза и осмотрелась, не совсем понимая, где она находится. Сообразив, что она не в Усадьбе теней, а в замке Железной Руки, она огляделась, пытаясь понять, что её разбудило. У Авроры было странное чувство, как будто её тихонько позвали по имени, причём голос был женский. Сначала она никого не увидела, но потом возле окна что-то шевельнулось, от него отделилась тень, и посреди комнаты, озарённая бледным лунным светом, закачалась Люсиль де Труа.
Аврора и во сне чётко помнила, что Люсиль мертва, и сразу поняла, что перед ней призрак. Медно-рыжие волосы девушки теперь стали синеватыми, кожа приобрела неестественно бледный оттенок, глаза казались двумя чёрными дырами на белом лице, тело не было прикрыто ничем, кроме кружевной рубашки, и Аврора стыдливо отвела глаза от просвечивающей под тонкой тканью груди Люсиль. Как ни странно, её вовсе не напугало присутствие привидения в комнате, – её охватили лишь тоска и жалость. «Люсиль, кто убил тебя?» – хотела спросить она, но губы отказались разжиматься.
Вместо Авроры заговорила сама Люсиль.
– Он всегда был очень строг со мной, – холодным неживым голосом проговорила она. – Считал, что за мной нужен глаз да глаз, потому что такие девушки, как я, часто попадают в беду. Такие красивые и легкомысленные, – добавила она, отвечая на невысказанный вопрос Авроры. – Он часто порол меня, даже за мелкие проступки вроде разлитых чернил или разбитой вазы, – не было нужды пояснять, что «он» – это суровый дядя Люсиль. – Говорил, что заботится о моей бессмертной душе, – её губы искривились, будто она сдерживала не то усмешку, не то сильнейшую боль.
Она подошла ближе, лунный свет ярче вырисовал её тонкий колышущийся силуэт, и теперь Аврора ясно видела, что сквозь фигуру Люсиль смутно видны очертания комнаты. Видела она и страшную колотую рану на груди девушки, и пятна крови на светлой ночной рубашке.
– Впервые это случилось, когда мне было шестнадцать, – всё тем же неживым голосом продолжала она. – Он, как обычно, порол меня за что-то – странно, что я уже не помню, за что! Он всегда бил меня только по ягодицам и никогда – по спине. Когда я была маленькой, он стегал меня через одежду, но когда я стала старше, он стал задирать мне юбку. И однажды он просто... не выдержал.
Аврора в ужасе прижала руку ко рту. То страшное, что она давно подозревала, но о чём боялась поделиться даже с Леоном, обходясь стыдливыми намёками, теперь само выплыло наружу, рассказанное жертвой Жюля-Антуана, – жертвой, которой она стала задолго до своего убийства.
– Мне было так больно, и вокруг было столько крови, что я испугалась, что умираю, – ровным голосом говорила Люсиль. – А он, мне кажется, испугался только того, что я кому-нибудь расскажу. Он то запугивал меня и угрожал убить, то утверждал, что мне всё равно никто не поверит, он расскажет всем, что это я – распутная девка, которая его соблазнила... Странное дело – он почти никогда не пытался меня подкупить, всегда только угрожал! И я никому не сказала. У меня никого не было в целом свете, кроме него, слуги бы мне не поверили... кроме Анны, но что бедная добрая старушка могла сделать! И я смирилась.
Аврора хотела сказать что-то, ужаснуться, пожалеть, разгневаться, чувства переполняли её, но язык словно отсох, и она могла лишь сильнее прижать ладонь ко рту, не осознавая, что кусает себя.
– Потом это стало повторяться всё чаще и чаще. Он говорил, что это я виновата, что я – демон, соблазняющий его, что я гадкая, испорченная и развратная девчонка. И наверное, это в какой-то мере было правдой, – Люсиль с внезапной застенчивостью опустила глаза. – Потому что далеко не каждый раз, когда это случалось, был мне противен. Порой мне даже... нравилось, – призраки едва ли могут краснеть, но Авроре почудилось, что бледные щёки её диковинной собеседницы чуть потемнели.
– Ты не виновата, – с трудом выдавила она, сумев-таки разлепить пересохшие губы. – Ты ни в чём не виновата, это всё он, твой дядя...
– Теперь-то я понимаю, – на губах Люсиль появилась грустная усмешка. – Но всё это время я чувствовала себя его сообщницей, не меньшей преступницей, чем он сам. Он говорил, что никогда не позволит мне выйти замуж, что я создана для него, а он – для меня, что мы принадлежим друг другу. Грех кровосмешения его не пугал. «Ты всё ещё моя девочка, Люсиль?» – бывало, спрашивал он, гладя меня по волосам. Я часто придумывала, как могла бы освободиться от его власти. То я представляла, что какой-нибудь храбрец убьёт дядю на дуэли и увезёт меня в далёкие края, – но такого храбреца что-то не попадалось, и все мои многочисленные поклонники исчезали, стоило им увидеть тяжёлый взгляд дяди. То я замышляла убить его – отравить или зарезать в постели – но понимала, что у меня не хватит духу. Тюрьмы и пыток я боялась ещё больше, чем его. То я думала сбежать, но боялась, что он вернёт меня и запрёт в замке, откуда я уже никогда не смогу выбраться. Последней моей надеждой был уход в монастырь...