Леон подъехал чуть ближе к де Труа и заметил, стараясь казаться как можно более спокойным:
– Как здоровье вашей служанки, Анны? Она, должно быть, ужасно переживает – как я понял, Люсиль была ей почти как дочь...
– Анна как раз отправилась на могилу Люсиль, – холодно ответил Жюль-Антуан. – Мы скоро уезжаем отсюда, и она хотела проститься с ней. Но я бы предпочёл не тратить времени на пустые разговоры. Вы зачем-то пригласили меня, сударь, и я хотел бы знать, зачем.
– Кажется, я знаю, кто именно убил вашу племянницу, – нарочито медленно произнёс Леон, оглядываясь по сторонам, затем понизил голос. – Конечно, меня неслабо ударил по голове кто-то из этих негодяев, да и до этого у меня были провалы в памяти, но это я вспомнил довольно ясно. Вспомнил, когда приходил в себя после болезни. Пока я был в плену у разбойников, они не больно-то держали языки за зубами. Может, думали, что живым мне не уйти, а может, просто оказались слишком глупы и не знали, что я слышу каждое их слово.
– Прошу вас, быстрее к сути! – поторопил его де Труа, и голос его задрожал.
– Я не всё помню из их разговора, но говорили двое: один плотный и коренастый, а у другого из-под платка торчала густая светлая борода, – оба этих разбойника были убиты при захвате шайки, Леон знал наверняка, так что уличить его во лжи они никак не могли. – Коренастый подсмеивался над светлобородым из-за его любви к женщинам: тот, мол, не пропускал ни одной юбки. И среди прочего он сказал: «Тебе нравятся рыженькие, не так ли?». А светлобородый зашипел и заругался на него. Похоже, он боялся, что Чёрный Жоффруа услышит. Может, атаман и правда не знал, что кто-то из его людей совершил насилие над вашей племянницей, а потом убил её. Если бы знал, возможно, он наказал бы их не менее жестоко, чем был наказан сам...
– Вы обвиняете меня в жестокости? – перебил его Жюль-Антуан. Глаза его заблестели ярче, ноздри раздулись, как у хищника, почуявшего добычу. – В том, что я совершил несправедливую казнь?
– Я ни в чём вас не обвиняю, – смиренно ответил Леон, внимательно наблюдая за собеседником. – Вы, должно быть, были не в себе от горя после гибели племянницы. Не знаю, что бы я делал на вашем месте – наверное, крушил бы всё, что попадётся под руку...
– Вы одинокий человек – без семьи, без друзей, – Жюль-Антуан нервно сглотнул, дёрнув кадыком. – Вам не понять.
– Возможно, – согласился Леон. – И Чёрный Жоффруа в любом случае заслужил наказание – за то, что разбойничал, грабил, а порой и убивал людей. Но по мне, неспроста разбойники упомянули рыжеволосых женщин. Может, бедная Люсиль была не единственной жертвой этого негодяя – были и другие рыжие, о которых мы никогда не узнаем... Хорошо лишь одно – он мёртв и больше никому не причинит вреда. Как вы считаете, господин де Труа, я прав?
– Я... Мне надо подумать, – он дёрнул головой. – Но даже если вы и правы, ваша правда не вернёт мне мою Люсиль. Позвольте, я покину вас, – и он тронул коня, отъехав чуть вперёд.
Леон в глубокой задумчивости следил за ним. Жюль-Антуан выглядел глубоко горюющим человеком, глаза его были полны боли – неужели он так искусно притворялся? Или Аврора ошибалась на его счёт, и сон с Люсиль был всего-навсего сном? До конца их поездки де Труа хранил молчание, ехал медленно, опустив голову на грудь и ни с кем не встречаясь глазами. В ответ на робкие вопросы Маргариты, пытавшейся разговорить его, он лишь фыркнул и пустил коня вперёд, отъехав ещё дальше.
И Гретхен, и слуги де Труа закупили необходимые припасы, и настало время возвращаться домой. Леон от всей души надеялся, что Аврора успела обыскать гостиничные номера, а может, даже нашла дневник Люсиль. Обратный путь обещал быть таким же неспешным, но беда пришла с самой неожиданной стороны – со стороны Маргариты. Краснолицый и беловолосый Луи, щедро наполнив корзину хлебом и сыром, пошептался с Гретхен насчёт того, какой сыр ей лучше выбрать, а потом спросил, чуть повысив голос:
– А что же ваша подруга, госпожа Лейтон? Не поехала с вами за покупками?
– Ох, ей с утра что-то нездоровилось, – махнула Гретхен свободной рукой, другой прижимая к боку корзину. Ей явно было тяжело, и Леон уже собирался предложить свою помощь, но тут она продолжила:
– Хотя ей вроде стало получше. Когда мы отъехали, я оглянулась и вижу – она скачет верхом, да так быстро! Мчалась в сторону гостиницы – наверное, собирать какие-то травы для своих целебных зелий, там как раз поле по пути... Помнится, какое-то время назад она собирала полынь.
Леон мысленно взвыл от досады и быстро опустил голову, ощутив, как вмиг ставший острым и пристальным взгляд Жюля-Антуана метнулся в его сторону. «Глупая женщина, кто её вообще за язык тянул? Он догадался, что дело нечисто, непременно догадался!».
– В гостиницу? – не то спросил, не то просто задумчиво протянул де Труа.
– Не в саму гостиницу, скорее, в её окрестности, – поправила Маргарита, явно ничего не заметившая. – Что ей делать в гостинице? Затею расследовать убийство бедняжки Люсиль она вроде бы оставила, да и преступники уже пойманы и наказаны...
– Пожалуй, нам пора, – холодным тоном произнёс Жюль-Антуан. – Благодарю вас за сведения, господин Лебренн, они оказались весьма... интересными, – показалось Леону или в голосе его прозвучала скрытая насмешка? – Прощайте, госпожа Маргарита, может, мы с вами ещё увидимся перед отъездом. Вы трое – за мной!
И развернув коня, он лёгкой рысью пустился прочь. Слуги, подхватив свёртки, корзины и короба, поспешили за ним, прокладывая путь через небольшую толпу местных, провожавших их удивлёнными взглядами. Леон не выдержал. Взмолившись, чтобы Аврора успела убраться из гостиницы до возвращения де Труа, он резко остановил кобылу, которую вёл в поводу, и обернулся к Гретхен.
– Зачем вы сказали ему, что Аврора поехала в гостиницу? – свистящим шёпотом вопросил он.
– Но разве это не так? – Маргарита уставилась на него удивлённо и с некоторой обидой. – Почему вы злитесь, Леон?
– Потому что Жюль-Антуан – последний человек на земле, который должен знать, что Аврора в гостинице. Я нарочно выманил его и его слуг сюда, чтобы она могла обыскать гостиничный номер!
– Но зачем? – серые глаза Гретхен распахнулись, через мгновение в них вспыхнуло понимание. – Вы что, подозреваете Жюля-Антуана в убийстве его племянницы? Но это же...
Леон ожидал, что она продолжит «Это же смешно!» или «Это же глупо!», засмеётся над ним или назовёт его глупцом, разозлится и прогонит его, захочет тотчас же вернуться домой... Чего он никак не ожидал, так это того, что с лица Гретхен разом сойдут все краски, губы её побелеют, глаза закатятся, и она без сознания рухнет ему на руки, выронив корзину с припасами.
У Леона не было времени подбирать раскатившуюся по земле провизию – он едва успел подхватить Маргариту. Она оказалась тяжелее, чем он думал, и он с трудом смог поднять её на руки. К счастью, местные торговцы и торговки поспешили на помощь – кто-то помог донести Гретхен до чьей-то телеги, кто-то принёс воды и стал брызгать ей в лицо, кто-то собрал купленные овощи, хлеб, сыр и прочее и запихнул их обратно в корзину. Леон тревожно вглядывался в лицо Гретхен, думая, уж не притворяется ли она и не состоит ли в сговоре с де Труа. А если она нарочно изобразила обморок, чтобы задержать его здесь? После всех пережитых потрясений он уже не знал, кому можно верить.
Но Маргарита и в самом деле была смертельно бледна, грудь её еле вздымалась, дыхание стало совсем поверхностным. Леон уже намеревался ослабить шнуровку, но одна из торговок сделала это за него, и он с облегчением вздохнул: не хотелось проделывать такие интимные вещи с возлюбленной своего друга, к тому же такого вспыльчивого друга. Кто знает, как отреагирует Бертран, узнав об этом! К счастью, ресницы Гретхен слегка затрепетали, лицо чуть порозовело, да и губы уже не были такими бледными. Вскоре она открыла глаза и села на телеге, со смущённым видом оглядываясь, плотнее запахнула подбитый мехом плащ, допила заботливо поданную кем-то из местных воду и слабым голосом проговорила, что она в порядке.