– Нет, ну что вы! – Леон хотел добавить что-то вроде «Когда такая красивая женщина жалеет тебя, это может только радовать», но вовремя спохватился, что это может быть неверно истолковано. – Единственное, о чём я жалею, так это о том, что вообще рассказал вам свою историю. Вы только расстроились, да и мне это радости не прибавило. Не на такой грустной ноте хотел я закончить наш ужин, – он поднялся из-за стола, Аврора тоже встала. – Мой вам совет: забудьте всё, что я вам наговорил. Считайте, что я просто был слегка пьян и рассказал вам страшную историю. Не принимайте близко к сердцу и вообще – забудьте, – повторил он. – Я бы тоже хотел забыть обо всём этом...
– О том, что вы мне рассказали? – уточнила Аврора, причём в глазах её появился какой-то странный блеск. – Или вообще обо всём, что случилось с вами?
– И о том, и о другом, – ответил Леон. – Слишком много в моей жизни произошло всякого, что я хотел бы забыть – особенно за последнюю пару месяцев. Было бы хорошо не помнить, что я убил лучшего друга своего отца и отца того, кто мог бы стать моим другом. Что я большую часть своей жизни служил недостойному человеку. Что я совершил много ошибок, хоть и не всегда по своей вине, а теперь из-за этих ошибок навсегда лишился отца и друзей. Было бы неплохо забыть обо всём этом.
Он кивнул Авроре и повернулся, собираясь покинуть столовую, но его остановил её голос – необычно звенящий и взволнованный:
– А если я скажу вам, что существует способ стереть себе память?
Леон резко развернулся и уставился на неё, в полной уверенности, что она шутит, но лицо Авроры было серьёзным, глаза её уже не просто блестели, а сверкали, грудь тяжело вздымалась, и даже бледность как будто немного отступила.
– Это какой же? – губы сами собой искривились в привычной усмешке.
– Есть зелье, которое может дарить людям забвение, – серьёзно сказала она.
Тут Леон уже не выдержал и хрипло расхохотался – Аврора вздрогнула от неожиданности.
– Про это зелье все знают! Но как по мне, пьяницами становятся люди слабые и жалкие, а я не такого склада, чтобы топить свою боль в вине! Да и странно слышать такие слова от молодой женщины, весьма умеренной в еде и питье, – он кивнул на её тарелку с недоеденным куском сыра и бокал, из которого она выпила всего лишь половину содержимого.
– Я не про вино, – она даже не улыбнулась, оглянулась на дверь и понизила голос. – Я про настоящее зелье, которое может заставить человека забыть всё, даже собственное имя.
– И где же вы такое встречали? – Леон не мог сдержать насмешливости в голосе, хотя где-то в глубине души ощутил леденящий холод и понял, что его охватывает страх и в то же время – невероятная решимость и готовность пойти на самые отчаянные действия.
– В записях своей бабушки, – совсем тихо сказала Аврора, подойдя ближе к нему. – Я же сказала вам, что она разбиралась в травах и варила зелья. Одни из них исцеляли тело, другие – душу. Было среди них и то, что могло лишить человека болезненных воспоминаний. Варить его сложно, но бабушка оставила очень чёткие и подробные указания.
– И что же, вы готовы сварить такое зелье для меня? – Леон всё ещё смотрел на неё с иронией, ожидая, что все слова Авроры – затянувшаяся и не очень удачная шутка. Может, она таким образом мстит ему за сухость и холодность после слов о разбойниках?
– Уже сварила, – её речь стала короткой и отрывистой. – Правда, не для вас – для себя. Мне, как вы теперь знаете, тоже есть что забывать. Но если вы по-настоящему этого хотите, я уступлю зелье вам, – в серых глазах сверкали те же отчаяние и решимость, что и у него, и Леон подумал, что начинает кое-что понимать.
– Ваша бабушка была целительницей, и вы пытаетесь идти по её стопам, – медленно начал он. – Скажите, вы тоже лечите людей? Варите зелья, готовите снадобья, так?
– Так, – она выдержала его пристальный взгляд. – Но не все об этом знают, а кто знает, предпочитает помалкивать. Мне не нужна лишняя огласка и слухи о том, что я ведьма. И я не промышляю любовными зельями и прочей ерундой! – Аврора сверкнула глазами. – Я вообще не беру за это деньги. А такие опасные зелья, как зелье забвения, я никогда и никому не предлагала. Незадолго до вашего приезда я сварила его и собиралась испробовать на себе – так я делаю со всеми своими снадобьями и отварами. Но тут приехали вы и сказали, что желали бы забыть... Я не знаю точно, как действует это зелье, – продолжила она после паузы. – Оно может вообще не подействовать, может стереть память о вашем прошлом, может стереть память вообще обо всём, и вам придётся заново учиться ходить и говорить, как иногда бывает с ранеными в голову, – Леон вздрогнул при этих словах.
– Это очень опасно, и вы, если согласитесь выпить зелье, окажетесь моим подопытным, – закончила Аврора, глядя ему в лицо. – Видите, я предупредила вас о возможных последствиях. Вы уверены, что хотите этого?
– Я приехал сюда в поисках приключений, и, кажется, я их нашёл, – медленно произнёс Леон. – Я понимаю, какая опасность мне угрожает, но я готов рискнуть. Если хотите, я могу даже оставить расписку, что снимаю с вас всякую ответственность, что я был предупреждён об опасности лишиться памяти и не обвиняю вас ни в чём.
– Пожалуй, это будет разумно, – поколебавшись, согласилась Аврора. – Прошу вас пройти со мной в гостиную.
В гостиной, под строгим взглядом Анны-Женевьевы, Леон, взяв принесённые хозяйкой чернила, перо и листок бумаги, письменно подтвердил, что во всех неприятных последствиях будет виноват только он, поскольку был предупреждён Авророй, протянул расписку Авроре, и та скрылась. Вернулась она через несколько минут, уже без расписки, но зато с каким-то стеклянным пузырьком, в котором плескалась поблёскивающая жидкость ядовито-зелёного цвета. Всё случилось так быстро, что Леон не до конца верил в реальность происходящего – ему казалось, что он попал в одну из сказок, которые рассказывала ему мать, где все колдуньи, добрые и злые, умели принимать облик прекрасных женщин и варили волшебные зелья. Теперь же такая колдунья стояла перед ним, протягивая пузырёк с зельем и пытливо заглядывая в лицо. В голове пронеслась мысль, не отравила ли Аврора своего мужа – если она и правда разбирается в зельях, ей ничего не стоило это сделать.
Но правда была в том, что Леону было уже всё равно.
Неважно, отравит его гостеприимная красавица, просто подшутит, вручив какой-нибудь безобидный травяной отвар, или на самом деле лишит памяти. Если в мире есть хоть малейшая возможность избавиться от терзающих ночных кошмаров, неумолкающего голоса совести и чувства вины, забыть обо всём случившемся и начать жизнь с чистого листа, Леон не собирался упускать эту возможность.
– Лучше сядьте, – Аврора кивнула на козетку на гнутых ножках, оканчивающихся львиными лапами. – От зелья может закружиться голова, и вы можете даже потерять сознание.
Леон послушно сел, осторожно взял из рук Авроры пузырёк, вытащил пробку, которой тот был заткнут, и поморщился от смеси запахов, ударившей в нос. Сильнее всего пахло полынью – такой же запах, кажется, исходил и от самой Авроры. Леон снова вдохнул смесь травяных ароматов, пытаясь привыкнуть к ним, посмотрел вниз, и ярко-зелёная жидкость внезапно напомнила ему глаза Луизы де Круаль, два изумрудных омута, в которых он так хотел утонуть...
Если он выпьет это зелье, то забудет и де Круаль. И Кольбера, и Арамиса, и монахов-иезуитов, и жестокого воспитателя из приюта, и того рыжеусого преступника, которого он заколол. Забудет насмешки детей мушкетёров и выговоры министра финансов, ранения в схватках и падения с лошади, унижения и разочарования, сопровождавшие его на всём жизненном пути. Забудет самого себя, перестанет быть Леоном дю Валлоном и станет кем-то другим, совершенно новым человеком. Мало кому выпадает такой шанс, а ему выпал.
Леон поднял глаза на Аврору, встревоженно глядящую на него, и улыбнулся ей.
– Если я забуду, как есть, ходить и говорить, не учите меня этому заново. Лучше просто придушите подушкой.