Усевшись вечером у костра вместе с другими женщинами ужинать бараниной, обильно сдобренной специями, и с ароматными лепешками, что испекли к вечеру рабы, она задумалась. Ей вдруг пришло в голову, что в деревне харатинов совсем не встречался домашний скот. Девушка поняла, что этим вечером у них на ужин, скорей всего, не будет мяса, да и весь месяц, наверное, не было. От этой мысли кусок застрял у нее в горле, и она долго не могла прокашляться.
— Что с тобой, Мариата? Уж не заболела ли ты? — спросила ее тетя Дассин. Женщина она была приметливая, с острым глазом, да и язычком тоже.
— Что-то есть не хочется, — несколько сдержанно отозвалась Мариата.
Йалава, сидящая рядом с Дассин, холодно посмотрела на Мариату, потом повернулась к соседке.
— Девушки из кель-тайток едят только нежное мясо газелей. Наши бедные овечки не по вкусу вашей родственнице, ведь в ее жилах течет царская кровь.
— Я-то сыта, зато видела сегодня много голодных, — отодвинув от себя остатки еды, сказала Мариата.
Со всех сторон к ней обратились любопытные взгляды.
— Небось, какие-нибудь попрошайки? — спросила Дассин.
— Ваши харатины, — коротко ответила Мариата. — Животы их детишек распухли от голода. А взрослые — кожа да кости.
Поднялся глухой ропот. Мариата могла разобрать только отдельные слова, но взгляды этих женщин были явно враждебными.
— Воспитанным молодым девицам неприлично говорить об этом, — наконец сказала Йалава, огляделась и остановила холодный взор на Мариате. — Особенно некрасиво выражать столь глупые и праздные взгляды юной особе, чье благополучие зависит от милости других.
— Я не виновата в том, что у меня умерла мать, а отец топчет соляной путь. Думаете, мне очень хочется жить с вами? У меня просто нет выбора.
Дассин резко повернулась к Мариате.
— Когда мой брат взял в жены твою мать и наши родственники отправились на свадьбу, люди кель-тайток отнеслись к ним как к вассалам, которые принесли им дань. Женщины, прикрываясь ладонью, смеялись над нашей смуглой кожей, лучшими одеждами, украшениями, над тем, как наши мужчины носят лицевое покрывало. Можешь сколько угодно задирать нос и хвастаться своими знаменитыми предками, но мне плевать на твою родословную! Тебе еще повезло, что ты не уродина и на тебя обратил внимание славный сын Авы. Будем надеяться, этот брак собьет с тебя спесь.
Мариата вскочила на ноги и, не говоря ни слова, пошла прочь. Она боялась, что не сможет ответить благопристойно. Пробираясь к шатрам, девушка постаралась как можно дальше обойти стороной костер, вокруг которого сидели мужчины, но краем глаза увидела, что от него отделилась фигура Росси, сына Бахеди.
Она ускорила шаг, но он быстро догнал ее, загородил дорогу и, глядя сверкающими глазами, заявил:
— Пошли погуляем.
— По доброй воле я никуда с тобой не пойду.
— Делай, что говорю, если понимаешь, в чем твое благо.
— С каких это пор мужчина имеет право указывать женщине, что ей делать?
— Если не послушаешься, горько пожалеешь. — Он схватил ее за руку. — Надеюсь, ты никому не сболтнула лишнего.
— Не понимаю, о чем ты.
Росси слегка встряхнул девушку.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я.
— Ах, о том, как ты храбро бросался камнями в беззащитную старуху?
— Она что, умерла? — спросил он, с какой-то жадностью заглядывая ей в глаза.
— А с чего это вдруг наследник самого вождя беспокоится о судьбе бедной странствующей баггара? — с любопытством всмотревшись ему в лицо, поинтересовалась Мариата.
— Да-да, она всего лишь жалкая бродяжка. — Росси сверкнул глазами. — Но скажи, жива старуха или нет? Говори!
— Счастлива сообщить, что ее смерть не отяготит твою совесть.
Росси отпустил руку Мариаты, отступил и сказал как-то не очень искренне:
— Рад это слышать. А где она сейчас?
Мариата не торопилась с ответом.
— Пошла своей дорогой, — наконец сказала она и увидела облегчение на его лице. — А сейчас мне хочется побыть одной. — Девушка широко зевнула. — Я что-то устала сегодня. Столько разных событий…
— Я провожу тебя до шатра твоей тетушки.
— Зачем мне провожатый? Тут совсем близко, никто меня не украдет, — рассмеялась Мариата.