– Сегодня нормально. Но разве мы едем не туда?
– Да, да. Я везу тебя туда. Ты уже мне сказала. Неужели ты забыла? Все отлично. У меня хорошая память. Но я не понимаю, почему ты хочешь туда поехать. Там нет ничего интересного. Если бы ты спросила меня, я бы посоветовал…
Мы проезжали мимо бойких рынков и колониальных зданий, стоявших среди современных магазинов, словно упрямые, пыльные историки. Бахати болтал и болтал, когда мы покинули Амошу и поехали по грунтовке мимо маленьких ферм и традиционных построек. Он замолчал на холме, откуда открывался обширный вид на окрестности, и остановил машину.
– Гляди, – сказал он, показывая за каньоны, на горизонт.
На фоне ярко-голубого неба виднелся над облаками силуэт Килиманджаро, словно роскошная воздушная корона. Я представляла себе что-то живописное, когда Мо рассказывала мне об этом вулкане, но была буквально застигнута врасплох, когда впервые увидела его огромный, словно присыпанный пудрой силуэт.
Бахати, казалось, разделял мое благоговение. На некоторое время он прекратил свои комментарии. Он не нашел ни слов, чтобы поделиться со мной, ни акафиста из заученных фактов, чтобы произвести впечатление. Мы просто глядели на нереально огромную, величественную гору, возвышавшуюся над золотыми равнинами африканской саванны.
– Почему ты решила поехать в Рутему? – спросил Бахати, когда мы поехали дальше. – Ведь там просто кучка домиков и пара лавок.
– Я ищу друга моей сестры. – Я объяснила, что привело меня в Амошу и почему мне нужна помощь Габриеля.
– Мне жаль, что с твоей сестрой случилось несчастье. Это был такой ужас, – сказал он. – Тот парень – Габриель, – ты не знаешь его фамилию?
– Нет. Просто знаю, что моя сестра работала с ним вместе.
– Не беспокойся, мисс Родел. Мы найдем его.
Это были нехитрые заверения, но я была благодарна за них.
Когда мы въехали в Рутему, за нами по пыльной дороге побежали босые ребятишки, крича: «Мзунгу! Мзунгу!»
– Что они кричат? – спросила я у Бахати.
– Мзунгу – значит, белый человек. Они не привыкли видеть здесь туристов. – Он остановил джип под фикусом. Там перемазанные в масле и солярке мужчины, что-то бормоча, возились с трактором, словно хирурги с пациентом. – Сейчас я спрошу у них, знают ли они Габриеля.
Пока Бахати разговаривал с мужчинами, дети, галдя и хихикая, окружили нашу машину.
– Схоластика, Схоластика! – выкрикивали они, показывая на меня.
Я представления не имела, что это означает, но они исчезли, когда Бахати вернулся и шуганул их.
– Тебе повезло, в деревне есть только один Габриель с подружкой мзунгу. Но он часто уезжает, и они давно его не видели. Семья Габриеля живет вон там. – Он показал на большой участок с домом, странно выглядевший среди рядов маленьких хижин. Его окружал периметр стен с острыми осколками битого стекла, торчавшими из цемента.
У меня сжалось сердце. Я не учла возможность того, что Габриеля могло не оказаться дома.
– Мы можем узнать, когда он вернется?
Мы посигналили у ворот и стали ждать. Мужчины прекратили возиться с трактором и с любопытством наблюдали за нами. К нам вышла женщина в платье из красочной местной ткани китенге. Она сквозь железные прутья разговаривала с Бахати на суахили, но ее глаза все время устремлялись на меня.
– Ты сестра Мо? – спросила она.
– Да. Меня зовут Родел.
– Рада познакомиться. Карибу. Добро пожаловать, – сказала она, отпирая ворота. – Я – Анна, сестра Габриеля. – Она приветливо улыбалась, но в ее глазах мелькали призраки. Ее красота была спокойной, какая бывает у людей с разбитым сердцем. Во дворе росли фруктовые деревья, и была маленькая детская площадка. Пустые качели поскрипывали, слегка качаясь, словно были брошены в спешке.
В доме были задернуты шторы – жалко, потому что день был такой красивый и солнечный. На полу валялись картонные коробки, некоторые пустые, другие были заклеены скотчем.
– Я огорчилась, услышав про твою сестру, – сказала Анна, когда мы сели. – Мне очень жаль.
– Спасибо, – ответила я. – Мне не хочется отнимать у тебя время. Ты можешь сказать, как мне встретиться с твоим братом?