Прошел почти месяц после ее отпевания. Я все откладывала и откладывала поездку в Африку, чтобы забрать ее вещи и освободить комнату.
– Не надо тебе ехать, – сказала мама, глядя на меня опухшими от слез глазами. – Там пока еще опасно.
Отец молчал, сгорбив плечи под тяжестью мысли, что тело его дочери так и не было найдено под обломками молла. Мы все были лишены возможности увидеть в последний раз ее лицо.
– Я должна, – ответила я. Мне было невыносимо думать о том, что кто-то чужой начнет рыться в вещах Мо и выбросит их.
Вот так я и приехала, единственный домосед в семье путешественников, в Амошу, в Нима-хаус, куда Мо устроилась на полгода волонтером. Все началось с романтического порыва взойти на гору Килиманджаро с любовью всей ее жизни. Точнее, с любовью всей ее жизни на тот месяц. Где-то на высоте 15 000-17 000 футов он отказался поделиться с ней своей долей туалетной бумаги, и тогда Мо бросила его и спустилась вниз – без туалетной бумаги и без обратного билета на самолет. Родители предложили ей деньги на обратную дорогу, но Мо еще не насытилась Танзанией и уговорила их спонсировать ее, чтобы она могла пожить там какое-то время. Она устроилась на неоплачиваемую работу с детьми в приюте в обмен на дешевое питание, проживание и свободное время, за которое она рассчитывала посмотреть на водопады, фламинго и стада газелей в Серенгети.
– Сделай что-то хорошее, не ленись, – сказала она во время нашего последнего телефонного разговора, после чего подробно рассказала, как громко и шумно спариваются львы. – Через каждые пятнадцать минут, Ро! Теперь понятно, почему Муфаса из мультика «Король Лев»…
– Мо, ты извращенка. Ты что, вот так сидела и смотрела?
– Да-а, черт побери! У нас был там ланч. Тебе надо тоже приехать сюда, Ро. Вот подожди, как увидишь слоновий член…
Она болтала и болтала, а я слушала ее вполуха, не подозревая, что разговариваю с ней в последний раз, не подозревая, что буду спать в ее комнате, глядеть на тот же потолочный вентилятор, на который, возможно, глядела она, когда говорила со мной.
Не считая самого последнего раза, когда она позвонила мне из молла.
Когда я не ответила ей.
Когда она нуждалась во мне больше всего на свете.
Я повернулась на другой бок, пытаясь прогнать терзавшие меня мысли.
Соседняя кровать была аккуратно заправлена. Коринна, соседка Мо по комнате, ушла. Накануне вечером она пустила меня в комнату и обняла.
– Мне так жаль, – сказала она с грустью. – У нее была такая поразительная душа.
Мне было больно слышать, что о моей сестре говорят в прошедшем времени. Больно было просыпаться в ее постели. Я встала и раздвинула занавески. Уже было позже, чем я думала, но я все-таки привыкала к разнице во времени. У меня под ногами был твердый цементный пол, и я сунула ноги в шлепанцы сестры. Они были с кроличьими мордочками, розовыми носами, а их уши хлопали при ходьбе.
Я встала в середине комнаты и огляделась. Возле кровати Мо стоял узкий шкаф, но одежда либо соскочила с плечиков, либо сестра даже не потрудилась ее повесить.
«Пожалуй, потом». Я улыбнулась. Мы были такими разными и все же так любили друг друга, как только могли любить сестры. Разбирая ее вещи, я мысленно слышала ее болтовню.
«Эй, помнишь, как я наполнила блестками воздушный шар и сунула его в твой шкаф? Он лопнул, и вся твоя одежда сверкала несколько дней, словно ты ходила на диско».
Я представляла, что она сидела тут рядом, скрестив ноги. Это помогало мне держаться и не рыдать, когда я разбирала топы, все еще хранившие ее запах. Топы, которые она больше никогда не наденет.
«Не забудь про ящик, Ро. Как хорошо, что это делаешь ты. Можешь себе представить, что мама нашла бы этот дилдо? Я и сама сомневалась, нужен ли он, но это так реально, понимаешь? Ты возьми его себе, сестрица. Нет Муфасы? Значит, нет и проблем…»
Так день и проходил под комментарии Мо, они мелькали у меня в голове, словно бабочки, порхающие с цветка на цветок. Они попрощались со мной, когда солнце повисло над горизонтом.
Уже темнело, когда я выпрямилась и осмотрела комнату. Вещи Мо были упакованы, не считая карты, висевшей на стене, с заметками на стикерах, сделанными ее небрежным, беглым почерком, и ленточек на вентиляторе. Я не могла заставить себя снять их. Кроме того, у меня было три недели до возвращения в Англию. Мне хотелось увидеть места, о которых упоминала Мо, понять притягивавшую ее магию, побывать там, где она ушла из жизни.