Жилет, кожаный, с пластинами из титана и металлической сеткой внутри, он заказал в Деме давно. Тот частенько помогал, пригодился и в этот раз. Будь на месте навьи ее более взрослый сородич – кто знает, как все могло бы обернуться. Но вышло так, как вышло: шипы не справились с металлом, остановились, не добравшись до плоти человека.
Навьи были людьми. Не так уж давно, тут Азамат сразу же согласился со всеми доводами Саныча. Разве что двадцать лет послевоенной беды, разделяющие между собой Пулю и молоденькую хищницу, для обоих превратились в миллионы лет. Миллионы лет эволюции, пронесшихся за два десятка лет мгновенной вспышкой. Но страх и у нее, и у него остался одинаковым. Азамат ударил всем весом тела, напряжением всех мышц, сгустком своей личной злобы к твари, убившей его друга и супругу, подарившую Мишке ребенка. Ударил, видя все превращения навьи, уже ставшей больше похожей на человека. На женщину. Совсем молоденькую девушку.
Молочно-белая кожа, мгновенно ставшая такой из темно-зеленоватой. Высокая маленькая грудь и красивый живот, идеально сложенное тело, тонкое, с перекатывающимися мускулами. Так навьи и приманивали людей, встречая одиночек, зовя на помощь несколькими криками. И лишь потом вгоняли в тело шипы, впрыскивая несколько миллиграммов прозрачного вещества. И все. После этого человека больше не было, был лишь послушный раб, животное, выполняющее все требования хозяина.
Сейчас длинные, с несколькими суставами щупальца, так похожие на паучьи лапы, еще не обвисли вниз, безвольно и слабо. Навья стегала ими вокруг, как хлыстами, разбрасывая комья влажной глины, мох, наросты со стен. Кричала, широко раскрывая рыбий черный рот с острыми мелкими зубами. А прямо в глубокий пупок, на гладкую кожу паха, на вздувающиеся сильные мышцы бедер, брызгаясь и пенясь, текла струями темная кровь. Ее, навьи, кровь.
Азамат с силой провернул рогатину, вгоняя наконечник еще глубже, до крестовины, стараясь причинить как можно больше боли. Отошел назад, полюбовавшись на результат работы. Навья никак не хотела умирать, продолжала вопить и орать, пришпиленная к стенке. Азамат покосился в угол, где недавно плакали. Глазенки Леночки, забившейся в кучу плавника и тряпья, блеснули, и он успокоился. Девочке просто стало страшно, и немудрено.
Пуля наклонил голову, смотря на красивое лицо водной хищницы – даже с чернеющей щелью между узких губ навья оставалась все такой же привлекательной. Чертов природный камуфляж, чертова жизнь после чертовой Войны. Пуля не выдержал, снял респиратор, поднял маску на лоб. Раз уж маленькая девочка просидела здесь почти трое суток, так что станется с ним?
Навья прикрыла рот, следила за появившимся лицом врага, изредка издавая смешной хлюпающий звук.
– Лучше бы ты не появлялась на свет. – Пуля пошарил у пояса. В подсумке осталось еще немного извести. – Всем было бы лучше. Или хотя бы решила свить гнездо не в этом месте, чертова тупая дура.
Навья уставилась на него своими черными жемчужинами, облизнула губы быстрым языком, призывно и жадно. Азамат сплюнул, глядя на нее. Твари хотелось жить, инстинкты преобладали над остатками разума и навья, раздираемая болью в вспоротой груди, пыталась разбудить в нем обычного мужика. Гадство…
Известь, остатки, сохранившиеся на дне подсумка, густо легла ей на лицо и широкую рану. Крик навьи ушел в визг, достал до потолка, ударил по ушам. Водяная захлебывалась воплем, плакала, билась на острие рогатины, хлестала сама себя по лицу. Влажная кожа шипела, пузырилась бурой пеной, разъедаемая до кости.
Пуля наклонил голову, рассматривая дело своих рук, потянул с пояса топорик. Успела ли навья заметить отточенный металл? Азамата это не волновало.
Леночка всхлипывала, прижимаясь к плечу Азамата. Он закутал ее в рваное пальто, найденное в одной из захоронок пещеры. Оно, конечно, отсырело, но одежды у девочки не оставалось совершенно. Особенно после того, как Пуле пришлось ловить ее, и остатки платьица, зацепившись за торчащий из стены корень, разодрались к чертям собачьим.
Зря он все-таки снял маску с респиратором. Леночке хватало сил на бег, но сейчас она просто не шевелилась. Хотя, надо думать, дело в огромной усталости, голоде и смерти, так близко увиденной малышкой. А вот Азамата шатало. Шатало сильно, несколько раз бросило на неожиданно ожившие и прыгнувшие на него стенки. Глаза резало, они слезились. Но Пуля шел вперед, прижимая к себе маленькое теплое тельце. Девочка шумно, с хрипами, дышала, шмыгала носом, гоняя взад-вперед густющие сопли.
– Тихо тихо, малая. – Пуля как можно ласковее погладил мягкий затылочек. – Все хорошо, Лена… Леночка. Все теперь будет хорошо. Я не дам тебя никому в обиду.