Пока поезд подъезжал к Новосибирску, Зуб продрог до костей. Сибирь, она и есть Сибирь. Страшно подумать, что было бы, не обзаведись он телогрейкой. Везет ему, честное слово! Постоянно везет. И деньги, считай, не переводятся, и фуфайку раздобыл, и проехал вон сколько. От Новосибирска до Абакана — рукой подать, и двух суток езды, наверно, нет.
Перед вокзалом поезд пошел совсем тихо. Зуб оставил его с сожалением — хорошо все же вез. Когда спрыгнул на полотно, показалось, что под ногами горячие угли.
53
Новосибирский вокзал оказался настолько огромным, что Зуб засомневался, нужно ли было такой строить. Это какую же прорву кирпича в него ухнули? Разглядывая красиво расписанные стены и высокие своды, он чуть не заблудился в залах. В одном месте так шибануло в нос запахом борща, что Зуб остановился как вкопанный. В самом углу зала он увидел высокие столики. За ними стояли люди и хлебали борщ из блестящих железных мисок. Такие он видел в вагонах.
В животе зарычала какая-то неукротимая зверина. Подумалось, что человек к одному только не в состоянии притерпеться — к голоду. В вагоне он лежал и настойчиво уговаривал себя, что не хочет есть. Ну нисколечки! И, как ни странно, уговорил. Но стоило учуять борщ, как желудок стал мстить за такой подлый обман. Ведь последний раз Зуб ел в бригаде, с того времени прошло больше суток.
Смолотив полную миску борща, четыре или пять кусков хлеба, запив все это стаканом жидкого чая. Зуб начал понимать, что дальние дороги, трудные дороги имеют свой затаенный смысл: они учат ценить даже самые маленькие радости.
54
Поезда пришлось ждать до пяти утра. Последний абаканский ушел перед самым носом. Зуб уже подумывал, не оседлать ли ему товарняк. Но сделать это на крупной станции не так-то просто, он это знал. А если и сядешь, то он, глядишь, завезет к черту на кулички.
Сидя на диване в зале ожидания, Зуб заметил, что кое-кто из пассажиров косится в его сторону. Одна тетка даже переставила подальше от него чемодан, а сумку взяла на колени. Зуб хмыкнул и отвернулся от осторожной публики. Косые взгляды ему были не в новинку, но все равно обижали его и раздражали.
Неужели он так похож на жулика? Вот это его теперь больше беспокоило.
В туалетной комнате он подошел к зеркалу. Исподлобья, довольно недружелюбно на него смотрел чумазый тип в фуфайке явно с чужого плеча. Вихры грязные, всклокоченные, обветренные губы почернели и потрескались, словно он грыз землю, В самом деле, такой в два счета может увести чужой чемодан. Зуб поднял голову выше, чтобы взгляд не казался таким уж угрюмым. Но теперь тип в зеркале приобрел нагловатый, задиристый вид. С таким только свяжись...
Зуб вздохнул и решил, что пусть голова держится так, как ей удобнее и пусть его считают кем угодно. Только бы доехать побыстрее. Все же он решил умыться. Однако холодная вода не смывала грязь и копоть дальней дороги. Рядом стоял мужчина и со старанием водил электробритвой по своим щекам. Понаблюдав за пареньком, он взял с полочки над раковиной свою мыльницу и молча протянул ему.
Лицо и руки посветлели, губы уже не черные. Зато на шее под гимнастеркой четко обозначилась граница грязи. Но делать нечего, не станешь ведь раздеваться тут до трусов.
Буфет с высокими столиками работал всю ночь. Он не давал Зубу покоя. Дело в том, что желудок поразительно быстро управился с борщом и снова требовал работы.
Устоять было трудно. Зуб решил, денег у него много, и незачем понапрасну мучить себя голодом. Хватит и на еду, и еще на автобус до Абакана останется. С такими мыслями он устроил себе настоящий пир: съел винегрет, запеченную котлету и выпил стакан молока. Все это удобно улеглось в животе вместе с тремя кусками хлеба. В кармане после такого пиршества оставалось четыре рубля двадцать копеек.
Что ни говори, началась для Юрия Зубарева развеселая, сытая жизнь. Хватит смотреть на мир голодными глазами и видеть только мрачные краски. Все-таки есть, есть у жизни розовые оттенки!
С таким настроением он разыскал свободное место, улегся на диван и малость подремал. И ему, может быть, успела присниться железная дорога стального цвета, плавно изгибающаяся по широкому полю розовых цветов. Любо мчаться по такой дороге, вдыхая розовый аромат цветов.
55
Посадку объявили, когда над домами, заслонившими горизонт, были лишь слабые намеки на рассвет. У Зуба посадка привычная — с противоположной стороны поезда. Выжидая поодаль, он с удовольствием отметил, что в начале поезда стоит тепловоз. Значит, не будет над головой страшного электропровода.
«Теперь все! — с радостью думал он, когда колеса сбивчиво заговорили на стыках. — Теперь я почти у дядьки».
Зуб сидел на крыше вагона. Ветер упруго бил в спину. Глядя на ночные огни, можно было представить себе контуры просторно раскинувшегося Новосибирска.. Они весело подмигивали «зайцу». Ни сырой холод, ни даже опухшие ноги не могли испортить ему настроение.
В вагон пробраться не удалось. Сколько ни пробовал дверей, все заперты. Но он знал, что стоит отъехать подальше от большого города, и проводницам надоест возиться с ключами на каждой станции.
Так оно и было. Когда, спустя примерно час, продрогший Зуб спустился по торцевой лестнице на подножку, дверь подалась. Никто не остановил его в тамбуре. Вагон оказался не переполненным, как обычно, — почти все верхние полки свободны, выбирай любую. Прям полоса везения началась... Зуб решил ехать культурно. Вернее сказать, он решил дать отдых ногам. Снял ботинки, поставил их под нижнюю полку, чтобы никому не мешали, и залез наверх. Вскоре он заснул спокойно, беззаботно, как человек, у которого в жизни все ладится.
Спал он настолько крепко, что ревизору — высокому, хорошо сбитому человеку средних лет — стоило трудов растормошить его. Зуб встрепенулся, распахнул глаза и на вопрос, есть ли у него билет, ответил спросонья:
— Есть.
— Давай, — протянул руку контролер.
Зуб повернулся на спину, порылся в кармане брюк и подал. На билете, однажды уже продырявленном, значились два предательски четких слова: «Челябинск — Татарск». Ревизор прочел это без всякого удивления и спокойно сказал:
— Слазь.
— Мне и тут хорошо.
Должно быть, во сне он обзавелся такой наглостью. А может, у него не прошло давешнее настроение. Только ревизор и тут не удивился.
— У нас будет лучше, — сказал он с усмешкой. — Слазь.
Зашнуровав на скорую руку ботинки, Зуб взял под мышку телогрейку и пошел, куда ему велели. Давать тягу тут бесполезно — не успеет и двух дверей открыть, как его сцапают. Тем более, что он шел и от боли в ступнях чуть не кривился.
Ревизор привел Зуба в служебное помещение. Сел за столик, записал в какую-то книжку его фамилию, имя и отчество.
— Штраф полагается, — спокойно объявил он. — Билет я тебе сам выпишу. Есть деньги?
— Нет.
Ревизор и бровью не повел. Он повернулся к проводнице, которая стояла в дверях:
— Кладовка у вас запирается?
— Запирается.
— Пусть до Новокузнецка посидит. Я его в линейную милицию сдам.
— Четыре рубля есть, — хмуро сказал Зуб, которому меньше всего хотелось угодить в милицию.
— Честный парень, — усмехнулся ревизор, принимая деньги. — Сам признался. Куда едешь?
— В Абакан.
— А чего не ближе? Тебе разве не все равно? Зуб смолчал.
Ревизор достал бланки квитанций и начал писать. Потом ловко оторвал корешок, подал «зайцу».
— Это штраф, — бросил коротко. Написал и протянул вторую квитанцию:
— А вот тебе билет до Новокузнецка. Как говорится, извини за беспокойство.
Он встал, кивнул на прощанье проводнице и вышел — высокий, крепкий и невозмутимый, унося в своей ревизорской сумке последние Зубовы рубли.
56
Теперь он снова законный пассажир. Но от этого не было ему никакой радости. Сидя у окна, Зуб угрюмо смотрел на пологие поросшие тайгой сопки и ругал себя на чем свет стоит. В его положении и топливный отсек — роскошь, так нет же, развалился на полке как барин.