Она уже было решила, что лесной князь Смарагдель не удостоит её ответом, что Радор и правда уехал по срочному делу в Горвень, а не ушёл в лес, но тут Нивья заметила какой-то блеск.
На еловой ветке висел пояс Радора – красивый, расшитый, праздничный. А на поясе капелькой звёздного света мерцал светляк.
Приблизившись, Нивья протянула руку, смахнула насекомое и сдёрнула с ветки пояс. Точно, Радора… Нивья стиснула пояс в кулаке и кинулась обратно в деревню.
– Вот! – провозгласила Нивья, с громким шлепком бросая пояс Радора на стол старосты. – Это его вещь! Я нашла её в чаще. Он не в городе. Он… – голос Нивьи дрогнул против её воли, но она вскинула голову выше, чтобы не показать слабости: – он у лесового.
Канек задумчиво покрутил в руках поясок и почесал подбородок. Он уже переоделся и теперь сидел в кафтане, а прислужница Таошка гремела горшками у печи.
– Чем же я помогу тебе? – Он развёл руками. – Раз огонёк зажёгся, то и Радор твой – собственность Смарагделя, князя лесного.
Нивья сурово сдвинула брови. Ей стоило больших усилий не сорваться на крик. Да что он вообще понимает? Толстый, сытый, старый! Ему не нужно строить жизнь и заботиться о том, что скажут в округе!
– Вы знаете, как можно уговорить Господина Дорог изменить своё решение? – спросила Нивья спокойно и вкрадчиво, чётко произнося каждое слово.
Староста опешил.
– Что?
Нивья глубоко вдохнула через нос. Ноздри её гневно затрепетали.
– Я не отдам Радора. Я хочу просить Господина Дорог, чтобы он выбрал другого. И в положенный день, а не тогда, когда ему вздумается. Всё должно быть по правилам. Им самим, между прочим, выдуманным.
Канек смотрел на неё во все глаза, словно у Нивьи вдруг отросли рога.
– Ты даже не знаешь, существует ли Господин Дорог на самом деле, – мягко произнёс он и хотел положить широкую ладонь на белую руку Нивьи, но она не позволила. – Никто его не видел и никто не возьмётся утверждать, есть он или наши судьбы плетутся сами, без его ведома. Лесовые – да, истинно есть. Каждый их видел, равно как и других нечистецей. Домовой у меня вот, например, любит вечерком сбитню попить…
– Довольно! – прервала его Нивья. – Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать о привычках вашего домового. Я верну Радора, с вашей помощью или без. И, – Нивья яростно сощурила синие глаза, наклоняясь ближе к Канеку, – молитесь, чтобы следующий огонёк загорелся не над вашей кроватью.
Староста побледнел, но Нивья встала, схватила пояс Радора и вышла прежде, чем Канек обрушил на неё справедливый гнев.
Деревня жила своей жизнью. С реки шли бабы с коромыслами и звонко пели, мелкая грязно-белая собачонка с тявканьем норовила цапнуть их за пятки, в огородах младшие дети пололи первые сорняки, а из печных труб валил дым, пахнущий свежим хлебом и похлёбкой. Нивье странно было осознавать, что уход Радора, по сути, ничего не изменил.
Последняя её надежда была на ворожею Менту. Кто знает всё о неведомых силах, как не ворожеи и волхвы? В городах они селились в целые слободы, а здесь жила одна-единственная, и поселиться ей позволили только за оградой, недалеко от старого деревенского могильника.
Границы между навьим миром Серебряной Матери и людским миром Золотого Отца тонки, как неверный весенний лёд, а те, кто владеет ворожбой, могут и нарушить эту грань. Смерти, рождения и ворожба – вот, что прорубает оконца между навьим миром и миром живых, вот, для чего следует отводить особые места и следить, чтоб не подтаял ледок.
Изба Менты покосилась, на добрую треть вросла в землю и было видно, что старые брёвна давно уж никто не выправлял. Под окнами пробивалась из земли молодая пушистая крапива, которая к концу лета вырастала едва не до самой крыши. Нивья взбежала по крыльцу, задержала на миг дыхание и отрывисто ударила в дверь три раза.
Мента открыла не сразу. Посмотрела сначала в узкую щель, потом, с удивлением узнав Нивью, распахнула дверь и жестом пригласила войти. Дохнуло горячими отварами, терпкими мазями и печной сажей.
– Я должна узнать, как обратиться к Господину Дорог, – заявила Нивья, не дожидаясь расспросов.
Мента спокойно проводила её через сени в избу и усадила на скамью. Ворожея не походила на старую колдунью из побасенок, Мента была статной, высокой женщиной с тонкими морщинками на лице и тёмными ободками вокруг ногтей из-за едких травяных соков – сколько бы ни тёрла она руки пеплом и песком, печать ремесла останется с ней навсегда.
– О таком не просят сгоряча, – сказала Мента. – У тебя стряслась большая беда?