— Почему не ты делегат? — спросил Гидеон.
— Народ не выбрал. Народ понимает, Гидеон. Я старый негр, какой сейчас — такой в могилу. Придет время, ты посмотришь на меня, Гидеон, скажешь: это он меня чему-то учил? Это же старый, глупый негр, невежда!
— Никогда я так не скажу.
— Может, не скажешь, ты добрый. Но ты, Гидеон, совсем другое. Ты как маленький ребенок. Жадный ко всему. Вот ведро, опусти в колодец — нальется водой до краев. Так и ты, Гидеон.
Гидеон покачал головой. — Хорошо бы... да нет, не верю.
— Это все равно, веришь, не веришь. Так будет. Как ведро набирает чистую, свежую воду.
— Будут смеяться над глупым негром.
— Будут, Гидеон, будут. Мы смеемся, когда беглый негр, бедняга, вылез из болота, спрашивает: где хозяин? Мы говорим: ты свободен, а он не понимает. Что такое — свободен? Не понимает. Как собака. Ну мы смеемся. А ты снеси смех. Снеси презренье. В городе янки говорил, делегатам будут платить, может, доллар в день. Получишь первый доллар, купи книгу. Если без хлеба, если голодный, — все равно, купи книгу, купи свечку, сиди, читай.
Гидеон кивнул. Чем больше говорил брат Питер, тем больше страшила Гидеона мысль о конвенте в Чарльстоне; но вместе с тем его уже начало охватывать то острое, волнующее чувство, которое он испытал, когда бежал с плантации в федеральную армию.
— Какую книгу сперва?
— Проповедник должен сказать — библию. Но библия это трудно, Гидеон. Запутаешься. Купи сперва учебник. Про то, как писать. Потом про то, как считать. А потом сам увидишь.
— Угу, — согласился Гидеон.
— Но в книгах написано не про все, — заметил брат Питер, чувствуя, что пришло время вставить кое-какие оговорки.
— Как это?
— В книгах пишут про то, что было. А чтоб негр получил свободу, этого еще не было. Это как Моисей, когда он вел детей израиля из Египта. У Моисея нет книг. Он обратил лицо свое к богу. Он спросил: что сделать, чтоб было хорошо?
— А Мне как узнать?
— Гидеон, исполни свое сердце любви. Исполни сердце состраданья.
— Да, я гневлив, — покаялся Гидеон.
— Как все, Гидеон. Мы рождены во грехе. Гидеон, кто самый умный на свете?
— Живой или мертвый? — задумчиво спросил Гидеон.
— Все равно.
— Наверно, старый Эб.
— Угу. А почему он самый умный? Почему придумал такое: сказать всем неграм по всей земле — ты свободен?
— Наверно, увидел, это справедливо.
— Может, потому, Гидеон. А может, потому, что у него сердце полно любви и милосердия. Он жил в лесу, старый
Эб, простой человек, как ты. А сердце большое, как вон тот дом.
— Сердце большое, верно, — согласился Гидеон.
— Теперь еще, Гидеон. Как решать? Вот пришли двое и свидетельствуют. Один из города — важный, богатый, он говорит: ветра нет. Другой грязный, голодный, он говорит: ветер сильный. Тебе решать — есть ветер, нет ветра. Как ты решишь?
— Подниму руку, узнаю сам.
— Угу. А, может, спросишь людей, десять человек, двадцать человек. Не верь свидетелю только потому, что он гордый, как павлин, и говорит красно и гладко. И еще, Гидеон. Ты зол на белых — спина болит от плетей, в сердце злоба. Если будет так дальше, будет еще горе, еще раздор. Запомни. Теперь все равно, какого цвета кожа. Негр бывает хороший, бывает дурной — и белый бывает хороший, бывает дурной.
— Это я понимаю, — кивнул Гидеон.
— Ну, кажется, все, — раздумчиво закончил брат Питер. — Благослови тебя бог. Да пребудет он всегда с тобою.
— Аминь, — сказал Гидеон.
О том, как Гидеон Джексон отправился в Чарльстон, и о том, что с ним приключилось по дороге
По мере того как дни проходили и ничего не случалось, избрание Гидеона в конвент стало казаться не таким уж важным событием; он и сам иногда по три-четыре дня даже не вспоминал об этом. Откуда, в сущности, они взяли, что он избран? Тогда на голосовании, после того как брат Питер произнес свою длинную речь, все в их секции как будто голосовали за Гидеона; да и позже никто не говорил, что голосовал против; поэтому они с братом Питером и решили, что Гидеон прошел в делегаты. Но ведь голосование было тайное; им объяснили, что после подсчета бюллетеней делегатов оповестят и вышлют им мандаты. С тех пор прошло две недели. В первые дни Гидеон, волнуемый то страхом, то надеждой, часто задавал себе вопрос: сколько времени надо умелому счетчику, чтобы подсчитать пятьсот или шестьсот бюллетеней? Позже он просто выбросил все это из головы. Янки же не дураки какие-нибудь; станут они звать глупого, неграмотного негра в делегаты!