— Похоже на дождь.
— Похоже.
— Хорошо бы, промочило немножко землю.
— Не мешало бы.
— С запада тучи идут.
— Да какие черные!
Гидеон сказал: — Жаль, что вы не засеяли несколько акров хлопком.
— Ну его. Дай бог, никогда его больше не видеть.
— Довольно мы над ним потели!
— Слезами поливали!..
— У нас на Юге это самая выгодная культура, — сказал Гидеон. — За него деньги платят, а нам нужны деньги.
— Ты все время это твердишь, — заметил Алленби.
— Да. Посмотрите кругом — тут все не наше. Земля не наша, лачуги, где живем, не наши. Нашего ничего нет. Пока — это было ничего, потому что был беспорядок; некому подсчитать, некому спросить: а что тут делают эти негры? А вот будут выборы, будет гражданская администрация — тогда всю землю сосчитают, всю до последнего акра.
— Кто же нас сгонит с земли, Гидеон?
— Тот, кто ее купит.
— Белый сам не станет пахать — позовет негров.
— Позовет, — чтобы мы работали на него, как белые издольщики до войны. Засеет все хлопком, а мы будем выпрашивать у него кусочек сала — накормить наших детей.
Брат Питер правильно сказал: сейчас у нас земля обетованная, она течет млеком и медом. А почему? Потому что мы сеем кукурузу, овощи, все, что нужно для еды, потому что мы обходимся без денег. Но долго так нельзя. Свечка, чтоб вечером почитать, — это стоит денег, учебник для детей — это стоит денег.
— Гидеон, а разве правительство не купит землю для негров?
— Может, и купит, не знаю. Положим, даже и купит. Так ведь правительство — это тысяча человек, пока еще они раскачаются. Может, через год, может, через пять лет, а может, никогда. А может, скажут — вот вам земля в Джорджии, переселяйтесь туда. Это плохо для нас. Мы всегда жили тут, тут наша родина. Надо взять эту землю.
— Как?
— Купить, — сказал Гидеон. — Заработать денег и купить.
— Для этого нужно много денег, Гидеон, — заметил Алленби.
— Сперва немного, потом достанем еще. Банки дают ссуды — да, даже неграм, если увидят, что дело вернее, что мы взялись крепко, что у нас есть немного своих денег. Железная дорога сейчас строит дамбу через болото, платит рабочим доллар в день, все равно — белым и неграм. Пойдем поработаем полтора-два месяца...
— А урожай?
— Вернемся, снимем урожай.
Все долго молчали, потом брат Питер сказал: — Недоброе дело, Гидеон, уводить мужей от жен...
Но Ганнибал Вашингтон заявил: — Гидеон прав.
— Соберем собрание, — решил Гидеон.
Но женщины тоже считали, что это недоброе дело. На речке за стиркой они искоса поглядывали на Рэчел, которая молча терла свое белье и колотила его вальком. Всякая перемена — это беспокойство, а теперь, видно, надо ждать перемен, и это хоть и связано со свободой, а все-таки беспокойно. Хорошо быть как дети, что плещутся голые в ручье, кричат, и хохочут, и шалят, и не ведают стыда, — но они-то уже не дети. В болотах лихорадка — уйдут туда мужья, еще захворают, умрут; недоброе место эти болота, говорят, там нечисто... Рэчел колотила белье вальком, полоскала его, выкручивала. Дженни шлепнулась в воду,
Рэчел закричала: — Иди сюда, довольно шалить, — и вдруг умолкла, заметив, как странно поглядели на нее женщины...
А Джемс Алленби спросил Гидеона: — Джефа ты тоже возьмешь с собой?
— Да. Он сильный, не хуже взрослого.
— Я не стал бы его брать, Гидеон.
— Почему?
Они сидели в большом сарае, где в одном углу Алленби устроил школу; вместо кафедры у него был ларь для зерна; свет широкой полосой падал из открытого сеновала. На скамейке лежала стопка простой бумаги и заточенные угольки, и присутствие детей как-то ощущалось здесь, хоть детей сейчас и не было; Гидеон не умел определить это чувство — словно какая-то жажда, какое-то голодное стремление было разлито в воздухе. Гидеон побывал на одном из уроков и видел, с каким невероятным терпеньем учит их старик. «Настоящие звереныши», — сказал он потом. «Ну да, а чего же ты ожидал? — ответил Алленби. — Но они учатся». Да, они учились — с жадностью, со страстью; а Джемс Алленби был прекрасный учитель, неистощимо терпеливый.
— Почему? — спросил Гидеон, мысленно укоряя себя, ведь он так и не поговорил с Джефом, хотя сколько раз собирался.
— Трудно сказать. Может быть, потому, что он весь, как пламя. Ты пробовал когда-нибудь узнать, что в нем происходит, Гидеон?