Не просто из любопытства спрашивал. Анупрас ни слова не скажет любопытному приставале, и тот, чего доброго, может подумать, что слепой еще и глухонемой вдобавок. А тут развязался язык у Анупраса, как пошел рассказывать! Сначала я только удивлялась словоохотливости Анупраса, а потом поняла: что-то открылось в нем.
Все-все выложил Анупрас: какой у него отец беспутный, как он этим проклятым пивом кусок хлеба для больной матери и братишек зарабатывает, как хотел бы научиться чему-нибудь, какому-нибудь лучшему, людскому делу…
Слушал, слушал шофер, нахмурив широкий, крепкий лоб, и мне уже не казалось, что он очень молод. Волосы короткие, светлые, как у молодого, а кожа на лице не молодая — в шрамах, словно изрезана когда-то осколками стекла. Почему у него такое лицо? И почему без ресниц? Словно кто-то спалил ему ресницы.
Спросить я постеснялась, потому что он в самом деле был немолод. А кроме того, он заговорил о таких вещах! Есть, оказывается, большая школа для слепых… Слепые занимаются там, как зрячие. Одни учатся ремеслу, а тех, кто поспособнее, даже в вузы посылают. Они становятся воспитателями, учителями. Учителями, настоящими учителями, как Иоланта?
А шофер, оказывается, не шофер — он строит мосты, инженер. А лицо ему изрешетили на войне, и ресницы в огне войны сгорели. Чуть не ослеп тогда — вот как!
А Матаса надо разыскать во что бы то ни стало, твердо сказал тот, кто сам когда-то чуть не ослеп. Пусть выплачивает алименты на детей. Тогда Анупрас сможет поступить в школу для слепых.
— А куда же я белку дену? — как маленький, вдруг спросил Анупрас.
Еще и отца не нашли, и в школу еще не приняли, а он уже о белке заботится.
— Ей вот передашь, — усмехнулся инженер, — сестренке своей.
Слово «сестренка» он сказал по-русски, и я поняла, что инженер — русский, хотя очень чисто говорит по-литовски. Мне никогда еще не приходилось разговаривать с русскими. Очень хорошо прозвучало у него это слово «сестренка», и мне захотелось отплатить ему чем-нибудь.
И когда он сел в свой «Москвич», записав в книжку адрес Анупраса, я ему сказала по-русски: «Здравствуйте!» Надо было сказать: «До свидания!» — а у меня выскочило «здравствуйте».
Чуть не заплакала от досады, но инженер усмехнулся и сказал тоже по-русски:
— Ничего, сестренка… «Здравствуйте» — хорошее слово.
Инженер уехал, мелькнул и скрылся его красный — нет, вишневый! — «Москвич». Но для нас с Анупрасом он еще не уехал — долго стоял в ушах шум мотора.
— Какой он из себя? — спросил у меня Анупрас. Он уже не прислушивался к слабеющему шуму «Москвича».
— Какой? Человек как человек, — растерялась я, не зная, как описать инженера. — Маленький такой… Волосы короткие, светлые…
— Тебе хорошо, — вздохнул Анупрас. — Людей видишь… Но мне кажется, Марите, не маленький он… И волосы не коротенькие…
Я еще не слыхала от Анупраса таких грустных слов. И таких странных. Неужели он думает, что я вру? Если так, могу и не дружить с ним… Не знаю почему, но я промолчала, не стала спорить.
— Как ты думаешь, — спросил вдруг Анупрас, — он еще приедет? А может, напишет?
— Приедет, а может, и напишет… Он такой… Высокий… С длинными кудрями.
— Рост — это неважно… — снова поразил меня Анупрас, хотя сам же и выдумал высокий рост и волосы…
ГЕРОИ СРЕДИ НАС?
Одни проезжают, едва глянув на домишки Гургждучай, другие пренебрежительно усмехаются, но задавак не так уж много. Шоферы смеются, высунув из кабины голову или руку, а бывает, и остановятся утолить жажду. Знаешь, что больше не увидишь этих людей, но копишь и копишь их улыбки.
Вот так же Казюкас копит свои находки и всякие тайны, одна из которых «страшная». Он мне прямо заявил:
— У меня есть страшная тайна.
Раньше меня очень заинтересовала бы эта страшная тайна, но сейчас не слишком. Дорога как бесконечный фильм — смотри и смотри… А кроме того, я жду одного человека… И, может быть, он приедет не один, потому что этот человек один еще не ездит.
А пока этого человека нет, я занята другими людьми, особенно теми, кто проезжает мимо. Мама говорит, что я «прилипла» к дороге. И еще она говорит, что не годится большой девочке глазеть на чужих, ходить за каждым.
А как не ходить, если такие интересные люди выходят или разговаривают с тобой из машины! Мальчишки, те не людьми — больше самими машинами интересуются. Все марки автомобилей на зубок знают. И все поголовно хотят быть шоферами. Бывают в самом деле занятные машины. Однажды, например, проехал автобус с железными прутьями в окнах и с надписью «Цирк». Вцепившись в прутья, оттуда выглядывали обезьяны. Ребята, улюлюкая, проводили обезьян через всю деревню, и все собаки лаяли, почуяв странных зверей. Обезьян я скоро забыла, а людей не забываю.