— Совсем нет, мистер Сорроу, — ответила Пэгги, смягчаясь. — Вы должны знать, что бедный мальчик был арестован под видом дикаря и должен был сидеть в ульстерской тюрьме неизвестно сколько времени. Я послала ему в пудинге орудия бегства. Он бежал из тюрьмы. И он прислал мне письмо, сэр, с предложением руки и сердца. «Бегите с вашим папашей, не медля ни дня, ни ночи, к моему старому другу Сорроу и назовитесь моей невестой», — это были его собственные слова.
— Гм, гм, — задумчиво пробормотал Сорроу, ломая себе голову над выходкой Друка. — А не можете ли вы, мисс, установить с точностью, чего ради молодой человек так поспешил с объяснением?
Пэгги зарделась:
— Я думаю, мистер Сорроу, он приревновал меня! Он боялся, что сыщик Кенворти… видите ли, я написала ему, что майор Кавендиш и сыщик Кенворти за меня сватались.
Сорроу подскочил на месте.
— Майор Кавендиш за вас сватался? И вы его видели собственными глазами?
— Разумеется, сударь, — вступился ульстерский судья. — Сознаюсь вам, благородное желание мистера Друка разоблачить этого вредного человека сыграло в моем согласии главную роль. Как видите, я вышел в отставку.
— И вы оба могли бы узнать майора, где бы вы его ни встретили? — лихорадочно перебил Сорроу.
— Как собственную мать, сэр, — ответил судья.
— И вы могли бы сейчас… могли бы сейчас… — голос техника Сорроу осекся — описать его наружность и все приметы?
— Само собой! — в один голос ответили судья и его дочь. — Нет ничего легче, мистер Сорроу, если видишь человека и в лицо, и в спину, и сбоку, и спереди чуть ли не три года подряд, не говоря уже о том, что он всячески хочет запечатлеться у вас в сердце и в памяти!
Техник Сорроу назвал мысленно Боба Друка золотым парнем. Было, конечно, не совсем ладно обманывать такую кругленькую девушку, как мисс Пэгги, обещая на ней жениться. Но ведь иначе Боб Друк не смог бы сдвинуть ее с места и передать в распоряжение союза!
— Ничего, ничего, мисс, — ласково пробормотал Сорроу, чувствуя угрызения совести и впервые за всю свою жизнь смягчая голос ради женщины. — Боб Друк, знаете ли, славный малый. С детства был уж такой: посватается и… Садитесь помягче, вот вам моя покрышка!
С этими словами Сорроу постелил на скамейке собственный плащ. Он не мог, положительно не мог справиться с охватившей его дрожью. Он чувствовал, как зубы его начинают стучать. Через секунду он получит точное описание майора Кавендиша!
— Могли бы вы, сэр, поехать со мной в веселенькое путешествие по Персидскому заливу? — спросил он неожиданно ульстерского судью, откладывая блаженную минуту открытия майоровой тайны с таким же чувством, с каким опытный младенец вынимает изо рта монпасьешку, чтоб не съесть ее сразу.
— По Персидскому заливу?
— Ну да. Видите ли, нам необходимо остановить готовящееся зрелище. Этот греховный и преступный майор, сэр, добился провозглашения своих порочных останков святыми, и культ его должен быть отпразднован на днях недалеко от порта Ковейта. Нужно разоблачить майора Кавендиша, прежде чем его превратят в святыню!
Ульстерский судья снял очки и поднял к небу близорукие глаза.
— Мистер Сорроу, как вы представляете себе наше вмешательство?
— Видите ли, сэр, мы имеем основание предполагать, что майор Кавендиш не был убит! Я держу в руках… Что с вами?
Пэгги и судья покрылись землистою бледностью. Глаза их испуганно расширилась.
— Майор Кавендиш… не убит? — пролепетала Пэгги.
Сорроу кивнул головой.
— Но тогда… — судья уткнул лицо в носовой платок и произнес простуженным голосом: — добрейший мистер Сорроу, тогда я должен советовать вам отказаться от этого дела!
— Да почему же? — с досадой воскликнул техник.
— Майор Кавендиш — опасный человек, — медленно произнес судья, — очень опасный человек. С тех пор, как до нас дошли слухи о его убийстве, я и моя дочь спим спокойно. Но до этого дня, сударь, мы не спали вовсе.
— Тем более, сэр! — ворчливо вскричал Сорроу. — Опасного да еще вредного человека надо прикончить для пользы общества! Если я докажу, что он жив и его останки — это останки гаммельштадтского пьяницы, купленные за сто марок, а вы к тому же малость подбавите насчет святой личности майора и его житейских делишек, — это будет мировой скандал! Вся пресса ухватится за это дело, и майор Кавендиш будет вторично погребен, как оса, у которой вырвут жало!
Но судья не ответил на эту страстную речь ни единого слова. Он сидел с неподвижным лицом и покачивал головой, мисс Пэгги опустила глазки и теребила оборки своего платья. Она была также безмолвна.