Но Мати не сдвинулась с места.
- Нет!Я не хочу становиться тобой! -стараясь вложить в слова всю твердость, которую ей только удалось найти в своей душе, проговорила она.
- ЧТО?! - на этот раз ее ярость выплеснулась наружу, заставив ледяное зеркало засверкать ярче лампы, наполненной до краев огненной водой. - Да как смеешь ты, ты, ты…Если бы ты не была мной…!
- Ты бы заморозила меня, да? А так только займешь мое тело.
- Да кому нужна эта жалкая смертная оболочка!
- Мне.
- Ты хочешь умереть вместе с ней? И поэтому отказываешься от вечности ради непонятно чего? Лишь чтобы досадить мне? Дура!
- Да, я дура. Все смертные дураки, ты ведь знаешь.
- Ну и умирай! Ты не единственная! Подумаешь! Я найду другую девчонку, готовую ради меня на все! Отправлю ее в странствия по тропе каравана, подожду, пока она приведет частицу меня в мир снегов, а потом разбужу Шамаша, сведу пути…
Проснувшись, он забудет обо всем. И о тебе тоже, словно тебя никогда и не было!
- Пусть.
- Ты не любишь его, и никогда не любила, потому что иначе не смогла бы даже в мыслях от него отказаться! - в глазах богини вспыхнули слезы боли, губы начали подрагивать от отчаяния. Ее простертые вперед руки более не приказывали, они молили коснуться зеркальной глади.
В какой-то миг Мати потянулась к Айе, но затем почему-то, качнув головой, остановилась, и, отвернувшись от зеркала обронила:
- Порой для того, чтобы сохранить мечту, нужно от нее отказаться.
- Ты сама не понимаешь, на что обрекаешь себя!
- Пусть! Пусть со мной будет все, что угодно, все равно что, главное… Я не дам тебе стать мной! Не позволю обмануть Шамаша! Если ты любишь его - сама заслужи любовь! - она отвернулась от зеркала, скрывая во тьме ночной залы свои слезы. - Уходи!
- Ну и оставайся одна! - а в следующее мгновение голос Айи вдруг затих, зеркало наполнилось снежным вихрем, скрывая за собой все. Мир погрузился в тишину, холодную и глубокую, словно уши забило снегом.
Прошло какое-то время… Вокруг ничего не происходило. Все оставалось прежним, таким же, каким было мгновение назад. Словно время застыло каплей воды под ледяной кромкой.
Мати было все равно. Во всяком случае, до тех пор, пока ее взгляд случайно не упал на зеркальную поверхность пола.
Увидев свое отражение, она вскрикнула, в ужасе зажав рукой рот.
- Это не я! Это не могу быть я!
Длинные, до самой земли волосы. Не золотые - белые, как пряжа метели. Они скрывали все тело, будто последний покров, и были столь же неподвижны, как и он.
Ни ветер, ни движения не нарушали их мертвый покой.
Не закрытым оставалось только лицо. Впрочем, это нечто с трудом можно было называть лицом. Какая-то маска. Кожа мертвая, ледяная, с синеватым отливом.
Вместо губ - две серые полоски. Нос - такой маленький, тонкий, что в первый миг казалось - его и нет вовсе. Зато глаза - не просто большие, огромные, в половину лица, раскосые, выпуклые, как у кошки, но совершенно пустые. Из их бесконечной глубины веяло мертвой пустотой и страшным, пробиравшим до костей, холодом.
Если бы не озеро острова мечты, состарившее ее на годы, которых, как оказалось потом, и не было вовсе, Мати, наверное, сошла бы с ума от ужаса. Но, уже пережив раз подобный кошмар, она смогла справиться и с новым. Вобрав в грудь побольше воздуха, девушка замерла на мгновение, а потом медленно, процеживая его сквозь зубы, словно зерно через сито, выдохнула.
- Ну да, - к ней быстро возвращалась способность мыслить и рассуждать. - Хм-м, - она потерла нос, вернее - тот прыщик-бугорок, который от него остался, отмечая про себя: - Если я чувствую то же, что и вижу, значит, это не обман зрения… И не кривое зеркало у меня под ногами. Я действительно в кого-то превратилась.
Благодаря Айе… Интересно знать, в кого? - ее взгляд вновь обратился к отражению.
На этот раз Мати рассматривала себя медленно, внимательно, даже с интересом, пока ей не пришла в голову мысль:
- Да, подруга, если я - это Она, хорошую же шутку Айя, пытаясь досадить мне, сыграла с самой собой! Госпожа сновидений, прекрасная вечно юная божественная супруга Шамаша! Если бы он увидел ее сейчас, вот бы посмеялся!
Чем дольше она смотрела на свое отражение, через которое проступали звезды, тем сильнее ее разбирал смех:
- Ну и уродина! Такой только детей пугать:
Ночь-полночь, холод злой.
Не уснешь, за тобой
Дух придет, снежный страх,
Чтоб увесть в мертвый мрак!
Она уже давно не была маленькой девочкой, но все страшилки-пугалки помнила так хорошо, будто слышала их только прошлой ночью, ложась спать. Не удивительно.
Мати всегда была непоседливой, непослушной и, к тому же, до предела избалованной.
И взрослым, укладывая ее, ох как часто приходилось прибегать к помощи заклинаний.
- Страшилками, которых боится только маленький ребенок!
Может быть, ей тоже следовало испугаться. Что если, бросив строптивицу в лунном дворце, из которого ей никогда не выбраться, превратив в добавок ко всему в жуткую уродину, даже не похожую на человека, сама Айя обернулась ею? Не просто стала похожей, но действительно заняла ее тело, чтобы жить дальше ее жизнью?
- Ей могло надоесть возиться с упрямой девчонкой… - однако в душе не было и тени страха. - А хоть бы и так. Она очень скоро пожалеет о том, что сделала.
Потому что Шамаш быстро обнаружит подмену… И вообще, если бы так было можно, Она б вовсе не стала со мной мучиться. Зачем?
Когда нет страха, его место спешат занять другие чувства. И на этот раз самым сильным среди них было веселье. Непонятное, странное, нервозно-безудержное.
- Нет, это просто что-то невозможное! - не сдержавшись, она рассмеялась - громко, звонко, весело. И ей сразу же стало легко и свободно на душе. - Хотела испугать меня, а получилось - посмеялась над собой!
А потом на ее глазах отражение начало изменяться. Сначала в черной пустоте глаз зажглись искры, наполнив их светом и теплом, они ожили, начали уменьшаться, втягиваясь внутрь, заполняя собой ту часть пустоты, которая еще в них оставалась, и уже очень скоро это были не чужие глаза какого-то неведомого ночного существа, а ее собственные - большие, синие, лучистые. Выправился нос. Покрывавшая кожу ледяная корка стала таять и через несколько мгновений на порозовевших щеках остались лишь алмазные капельки воды. Искрившиеся росинки юного утра соскользнули с век в глаза, застя свет.
Мати моргнула раз, второй, провела ладонью по лицу, а когда, спустя какое-то время вновь взглянула в зеркало пола, то вновь увидела себя - молодую девушку с длинными золотыми волосами в дорожной одежде караванщицы - теплом вязаном свитере, стеганых штанах и длинных шерстяных носках.
"Словно только что из повозки… - Мати с не угасавшим интересом осматривала себя. - Я была так одета, когда караван входил в Курунф. Словно с тех пор ничего и не случилась вовсе… Никогда… Вот только…" - внутри нее возникло какое-то щемящее напряжение, чувство, словно она должна была вот-вот подойти к чему-то очень важному, к разгадке…
Но тут пол под ее ногами задрожал, заходил ходуном, так, если бы под лунным дворцом образовалась трещина, в которую начало все соскальзывать, проваливаться, разрушаясь.
- Ой-ой! - и вновь, вместо того, чтобы испугаться, Мати охватило оживление, какое бывает перед удивительным сказочным приключением, о котором так долго мечтаешь.
Вокруг не было ничего, за что можно было бы схватиться, чтобы удержаться на ногах. Впрочем, Мати и не пыталась. Вместо этого она просто взяла и села на ледяной пол, который, не переставая дрожать, начал наклоняться, наклоняться, пока…