Странно. Обычно караванщики не знали названий городов, через которые проходили.
Кто доверит чужаку одну из самых сокровенных тайн? Здесь же все произошло… как-то само собой, незаметно, словно так и должно было быть. Но имя этого города не просто открылось, оно так сильно врезалось в память, что Атен был почти уверен: оно не забудется не только в вечном сне, но даже в краю благих душ.
Он вздохнул, огляделся вокруг, заметил оживление рядом с местом, отведенном работорговцам. Должно быть, кто-то из горожан назвал достойную цену.
- Ладно, дочка, я пойду. А ты отдыхай.
- Ага, - вновь кивнула она, продолжая безмятежно загорать на солнышке.
Когда воздух вокруг нее успокоился, девушка с наслаждением втянула в себя аромат росших на холме у нее за спиной цветов, потянулась.
"Птица с желтым опереньем,
Обрати меня виденьем,
Чтобы я смогла пройти
По рассветному пути
Горизонтною границей,
В край небес, открытом птицам,
Да виденьям, в те края,
Где живет мечта моя…" - беззвучно шептали ее улыбавшиеся губы.
Мати и сама не знала, откуда пришла в ее память эта песенка.
"Должно быть, слышала где-нибудь. В городе. Или в караване. Какая разница? - она зевнула. - Забавная песенка. Птица с желтым опереньем…" Она была готова повторить слова, чем-то похожие на заклинание, еще раз, но не успела.
- Мати! - плеткой стеганул воздух, заставляя его задрожать, полный боли и отчаяния крик.
Удивленно приподняв бровь, Мати даже приоткрыла один глаз, но, увидев подбегавшую к ней Сати, вновь закрыла его, возвращаясь к своему занятию.
- Мати! Там… - караванщица запыхалась, однако же, продолжала говорить, боясь потерять хотя бы одно драгоценное мгновение на то, чтобы перевести дыхание. - Проснись!
- Я не сплю. Что случилось? - совершенно ровным голосом спросила девушка. Открыв глаза, она воззрилась на караванщицу безмятежно ровным взглядом синих глаз.
- Они продают Лигрена! - на одном дыхании выпалила Сати, уверенная, что эти слова не просто все объяснят, но заставят собеседницу вскочить и побежать к ряду рабов, стремясь сорвать сделку, пока она не состоялась.
- Ну… - Мати лишь чуть повела плечами. - Я, конечно, могу тебе помочь…
- Да, бежим скорее!
- Ты хочешь, чтобы я подняла цену?
- Что? - Сати даже остановилась. Ее глаза переполнились удивлением, так что, казалось, еще немного, и оно перельется через края век.
- Ты имела в виду - "как"? Ну, поверь, я найду способ. Он ведь не только лекарь.
Когда-то он был жрецом. Ему многое известно, а за знания нужно платить. И я думаю - даже больше, чем за красоту и юность… Впрочем, что я тебе-то все это говорю? Мне не нужно опробовать мою речь перед покупателями, когда я и так знаю, что она сработает. Какая цена названа?
- Мати!-молодая караванщица глядела на нее с ужасом. Она не могла поверить, что это говорит та, которая еще совсем недавно плакала вместе с ней над телом Рамир.
- Ты… Ты не понимаешь…
- Так ты не хочешь, чтобы старика продавали?
- Он нужен каравану! Ведь он - лекарь! И он нужен мне! Чтобы я могла продолжать учиться, и…
- Ну, допустим, если бы он был нужен каравану, его никто бы не выставил на продажу. Что же до тебя… Перекупи.
- Что?
- Ты что, действительно такая дура или притворяешься, что ничего не понимаешь?
Перекупи. Назначь цену, большую то, которую предложил горожанин. И старик будет учить тебя всему, что ты хочешь и сколько хочешь.
- Но… У меня нет таких денег!
- Попроси родителей.
- Они не дадут! На раба - нет! Ведь ни у кого в караване нет личных рабов, даже у Гора! Только общие!
- Сати, - она устало глянула на караванщицу, - от меня-то ты чего ждешь? Я не могу дать тебе денег, потому что хотя у меня они и есть, я не имею права ими распоряжаться до тех пор, пока не пройду испытание.
- Но ты можешь поговорить с отцом!
- Ты тоже можешь с ним поговорить. Он хозяин каравана и выслушает любого, идущего одной с ним тропой.
- Но он твой отец! Тебя он послушается! Тебе даже не придется его просить! Лишь намекни…
- Зачем?
- Но… - Сати совсем растерялась.
- Мне это не нужно. Если караван хочет продать своего раба - что ж, хорошо, больше золота, меньше едоков.
- Ты… Ты действительно так думаешь? Ты… Ты не шутишь?
- Шучу? Нет, отнюдь. Я сейчас не в том настроении.
- Я, пожалуй, пойду… - не спуская с нее ошалевшего взгляда широко открытых глаз, Сати попятилась назад.
- Иди.
- Я… - она вдруг вскинулась, огляделась вокруг, и, увидев кого-то, кивнула: - Да, я пойду!
Взглянув в ту сторону, куда побежала Сати, Мати скривила губы в тонкой усмешке: караванщица бросилась к Гору.
"Нашла себе другого помощника. Настырная. Вот что значит чего-то захотеть. А то все - тихоня да тихоня. Ну ладно, - откинув голову назад, девушка закрыла глаза, подставляя лицо под солнечные лучи, - на чем я там остановилась? Птица с желтым опереньем… А, какая разница? - ей не хотелось ни о чем думать. - Хорошо-то как!
Вот бы это мгновение продлилось всю жизнь!" Но очень скоро тишина и покой снова были нарушены.
- Метелица! - ее окружили друзья.
- А? - не открывая глаз, зевнула та.
- Ты что, спишь? - близнецы сели по обе руки от нее.
- А ты что, не видишь?
- Вижу-то вижу, но еще и слышу, - хихикнул Умник.
- Давай, вставай скорее! - заторопил ее Непоседа. - Пошли!
- Куда? - она открыла глаза, наклонив голову на бок, с интересом глядя на близнеца. - Вы придумали, чем заняться? Что-то интересненькое?
- Пошли - узнаешь!
- О, все загадки, загадки, - Мати потянулась, словно кошка, зевнула, а затем резко, рывком, поднялась. - Люблю загадки!
- Давай за нами, - Непоседа сорвался с места, побежал к маленькой узкой, словно ручеек, улочке, ведшей по задворкам к, как Мати уже знала, старому городскому саду, окружавшему небольшое черное озеро. - Догоняй! - вслед за ним рванулись остальные. И лишь Умник задержался, чтобы с задумчивым, даже серьезным видом сказать:
- Метелица, хорошо, что ты вновь стала прежней!
- О чем ты?
- Те несколько дней, накануне прихода в город, - поджав губы, он качнул головой, - ты была сама не своя.
- И какая же?
- Неинтересная.
Мати не сдержала смешка, таким забавным показался ей прозвучавший ответ.
- Напрасно смеешься, - нахмурился Умник. Он не видел в этом ничего забавного, - ты не просто не была собой, ты была не в себе: скучная, противная, надутая, непонятно от обиды или от чувства собственного величия. Одиночка, и вообще…
- Я не помню, чтобы так себя вела.
- Ну и хорошо, и не помни. Чтобы не было искушения повторить.
- Не бери в голову. Мне нравится быть такой, какая я сейчас. И я вовсе не собираюсь меняться.
- Ну и славно. Только…
- Слушай, хватит слов, а? Я хочу веселиться!
- Постой, - он взял ее за локоть, останавливая. Его брови были по-прежнему сведены на переносице, глаза глядели настороженно и хмуро, - я хотел сказать…
- Потом, - она вырвала руку, бросилась вслед за успевшими уже пересечь площадь приятелями.
Путь, бравший начало на главной площади города, привел детей каравана в задумчивый сумрачный сад, чьи сухие деревья сутулились, разбросав над землей покрытые редкой тусклой листвой ветви, норовившие царапнуть щеку или рвануть за запутавшиеся среди гребней-сучков волосы. В окружении их даже озеро казалось старым -лишенным зелени жизни черным глазом духов смерти.
- Бр-р, - поежилась Снежинка. - Здесь мне как-то не по себе.
- Да, - кивнул, соглашаясь с подругой, Обжора, - жутковатое место. -Интересно, почему горожане ничего с ним не сделают? - спросила Сероглазка, старавшаяся держаться поближе к своим друзьям.
- А что делать-то? - Непоседа, наоборот, успел обежать озеро вокруг, все осмотреть.