— Начинаются дни золотые, — сказал Сашка. — Завал.
— Ну и что? — спросила Люда простодушно. Она не понимала того, что знал Сашка: как трудно выйти машине задним ходом обратно. Она не понимала, что вся стена справа, подогретая солнцем, подтаявшая снизу, может завалиться на машину в любую минуту.
— Поедем назад, — сказал Сашка, стараясь не спешить. — Будем пятиться до поворота.
Машина пошла вверх задним ходом; она ползла медленно, медленнее, чем шел бы человек… Сашка, высунувшись из кабинки, следил за дорогой сзади. И вот, не веря своим глазам, он увидел… балкон из снега покачнулся и, ломая сверкание сосулек, сполз на дорогу, и, пока Сашка остервенело тащил на себя ручку тормоза, следом за дальним балконом рухнул второй, ближе к машине; снежный навес, обрываясь, шел на машину.
— Не везет! — сказал Сашка.
И тут же машина дрогнула от напора лавины, зазвенел лед в дверцу, и снег прильнул снаружи к боковому стеклу, покрыл радиатор. Затем стало тихо; только в разгоряченном моторе шипел тающий снег.
Сашка выругался и попробовал открыть дверцу — снег прочно прижимал ее снаружи.
Сашка повернулся к Люде.
— Придется вылезать с вашей стороны.
Люда сидела, втянув голову в плечи, точно ожидала, что сейчас обвал обрушится ей на голову.
— Ну, давайте я вылезу, — сказал Сашка.
— Я выйду сама, — прошептала она.
— Только осторожно, — предупредил Сашка.
Люда приоткрыла дверцу и увидела под ногами обрыв; машина, казалось, висела в воздухе. В густом, почти фиолетовом небе пылало косматое солнце. Резала глаза яростная белизна, внезапно закружилась голова. Люда прислонилась к борту, прикрыла глаза. Рядом оказался Сашка, взял ее за локоть.
— Сядьте в кабину, не смотрите вниз, посидите.
Она села в кабину.
Сашка полез за лопатой. Снег попал даже в кузов. Хорошо, что догрузил машину камнями: снегом могло сдвинуть ее в обрыв.
Снег лежал впереди, сзади и слева — вровень с кузовом. Сашка вонзил лопату в снег.
— У, сволочь, — бормотал он, раскидывая громадные куски, — видел бы я тебя в гробу!
Сашка мял снег ногами, резал, кромсал лопатой, выволакивал сосульки и швырял их в обрыв, точно поленья. Наконец он вырыл целую комнату против своей стороны и распахнул дверцу.
— Ну, вот и порядок! — крикнул он весело, чтобы приободрить женщину.
Но она не отозвалась. Она сидела неподвижно, отклонив голову в угол.
Амир-бек сполз с ее колен и, схватив за рукоятку скоростей, дергал ее.
Сашка взял Амир-бека на руки и спросил Люду:
— Что, устали?
Она не ответила.
Сашка тронул ее за руку, шутливо сказал:
— Хватит спать!
Люда молчала.
Сашке стало жутко, по спине дернуло холодком.
— Да что с вами?
Он зачерпнул ладонью снега, растопил его в руках и осторожно брызнул ей в лицо. Она не шевельнулась… Амир-бек вдруг заревел в голос:
— Ма-а-а… ма…!
Сашка ни разу в жизни не видел, чтобы люди падали в обморок. Как умирают люди, случалось видеть, а вот в обморок… А может, и не обморок? Он нагнулся к ее лицу. Одной рукой покачивая ревущего Амир-бека, другой расстегнул пальто, дрожащими пальцами никак не мог ухватить скользящие пуговички кофточки…
«Это горная болезнь… Высота здесь — четыре шестьсот, не хватает воздуха», — крутились бестолковые мысли.
Приложил голову к ее груди — ничего не было слышно. Сердце не стучало! Сашка стащил с головы шапку, теснее прижал ухо. Мальчик кричал, надрываясь, а Сашка все никак не мог расслышать ударов сердца… Нет, слышно… еле-еле отдаются в теплой груди чуть замедленные толчки. И бешеная радость окатила Сашку жаркой волной. Лязгая зубами от волнения, он бережно уложил Люду на сиденье, подсунул ей под голову свою шапку, а сам сел на подножку и жесткой ладонью гладил голову Амир-бека, чувствуя, как от неведомой жалости щиплет под веками и расплывается перед глазами мир…
— Не плачь, она скоро проснется, — сказал он Амир-беку. — Мамка сейчас встанет. Она очень устала. Здесь мало кислорода.
И Сашка прихватил ладонью снега, слепил из него какое-то подобие коня.
— Держи, пацан! Держи, друже… Это лошадь. Этот перевал называется Белая лошадь.
Амир-бек взял коня и потащил его в рот. Он откусил у коня снежную голову.
— Ишь ты, — засмеялся Сашка, — так ему и надо! Но ты, видать, хочешь пить. Пить тут есть что: и снега полно и вода в радиаторе. Только маловато жратвы. Совсем почти нет. Но ты не беспокойся: за перевалом стоит машина этого, голубоглазого. Как только мама проснется, я пойду к нему.
Мама наконец проснулась. Она села и попыталась улыбнуться, поправляя волосы перед круглым зеркальцем.