— Дедусь ранен!
Наталка вскочила, побежала вдоль каменной стены, свернула направо и остановилась, потрясенная увиденным: среди окровавленных камней, схватившись руками за грудь, лежал дед. Открытые глаза его, не мигая, глядели в небо. Наталка упала перед стариком на колени: дед был мертв. Егорка припал к его голове, заплакал во весь голос, а руки девушки сами потянулись к винтовке погибшего. Она видела сейчас только немцев — бегущих, падающих, уползающих от огня…
— Прицел три! послышался голос лейтенанта.
Донцов понял: надо перенести огонь за рощу, бить по отступающим. Он потянулся к прицельной планке, но рука не повиновалась. Головеня заметил это, подполз к пулемету:
— Ранен? Вниз! В пещеру!..
Донцов стиснул зубы, поднялся, побежал. А лейтенант, увеличив прицел, уже поливал огнем убегающих фашистов. Рядом лежал убитый Черняк. Где Зубов? Неужели и он погиб? Хоть бы кто-нибудь набивал диски…
А Зубов уже был на южной окраине Орлиных скал, мчался все дальше и дальше.
— Стой! — преграждая ему дорогу, закричал Крупенков, охранявший выход из ущелья.
— Что ты, Ваня?
— Назад, говорю! Приказано не пускать!
Зубов оглянулся:
— Я тебе, как человеку… А ты…
— Назад!
Зубов сверкнул налитыми кровью глазами и мгновенно сшиб Крупенкова с ног. Падая, тот успел ухватиться за его вещмешок, и оба покатились по земле, все ближе и ближе к краю обрыва.
Казалось, вот-вот они свалятся в пропасть. Зубов вскинул руку, выстрелил в упор, и Крупенков сразу затих. Из-за скалы выскочил Серко, бросился вслед за убегающим. Но едва настиг его, как тут же взвизгнул от выстрела и вытянулся на тропе.
Пруидзе видел все это, но, пока спустился со скалы, Зубова и след простыл. Вано подхватил Крупенкова на руки, отнес в пещеру и побежал к командиру. Лейтенант лежал за пулеметом и бил, бил по гитлеровцам. Поняв, что командиру сейчас не до Зубова, Пруидзе принялся заряжать диски.
Бой длился минут двадцать.
Фашисты отступили.
Глава двадцать девятая
На дороге показался всадник. Он наметом мчался к усадьбе МТС. Проскочив ворота и увидев Хардера, всадник осадил взмыленного коня и соскочил с седла. Это был молодой высокий офицер с глубокими синими глазами на веснушчатом лице. Он взволнованно доложил, что имеет весьма важное дело к капитану.
Но капитан Хардер лишь покосился на него и продолжал разговаривать с шофером машины, отправлявшейся в далекий рейс. Больших трудов стоило Хардеру выхлопотать пропуск для отправки груза в Нейсе. Пришлось даже взятку дать. Но в душе он радовался: все окупится сторицей, в кузове машины, под новым брезентом— бочки масла. Целое состояние!
Сказав еще что-то шоферу, капитан махнул рукой, и машина тронулась.
— Ну? — обернулся он к офицеру.
— Господин капитан, разрешите…
Хардер только теперь узнал взводного роты «А», недавно прибывшего из берлинского училища. Он не стал слушать его на улице, а увлек за собой в штаб.
Усевшись за стол, капитан вынул блокнот и начал аккуратно выводить в нем какие-то цифры. Потом, расстегнув мундир, сунул блокнот в потайной карман и затянул застежку «молнию».
Взводный ждал, а капитан, как нарочно, медлил. Не спеша закурил, откинулся на спинку стула, выпустил струйку дыма.
— Я вместо Пельцера, — не выдержал взводный. — От командира роты…
— Говорите о главном, — холодно отозвался Хардер.
— Рота отступила, мы потеряли взвод! — выпалил офицер.
— Потеряли взвод?
— Так точно!
— Черт знает что такое! Почему не радировали?
— Радисты погибли, аппаратура испорчена.
— У вас же телефон!
— Позвольте… Едва мы поднялись на тропу, как провод обрезали. В горах партизаны…
— Партизаны?! А вы что, мальчики?! Не знаете, что делать с партизанами?
— Так точно, знаем, господин капитан… Но режут…
— Удивляюсь, как вас не прирезали! — ехидно буркнул капитан.
— Виноват…
— Вижу, что виноваты! Чему вас только учили там. в Берлине!
На скулах Хардера заходили желваки. Он вынул из кармана пачку сигарет, хотя на столе уже лежала начатая. Пачка выпала из рук, он пнул ее ногой и взял сигарету со стола, начал чиркать зажигалкой. Зажигалка искрила, но фитиль не загорался. Взводный торопливо вынул спички-гребенки и, обломав сразу несколько штук, поднес огонь. Хардер прикурил, пустил клуб дыма и заговорил еще резче:
— Вы служите Германии! Фюреру! Перед вами должны дрожать не только партизаны, а горы! Нам все подвластно! Нет такой страны, где бы не дрожали перед нашей армией! Партизаны… Трусы вы со своим ротным!.. Нет взвода… Да вам дивизию дай — растеряете!