Якимович шел без отдыха почти весь день, зорко всматриваясь, нет ли кого в ущелье, не покажется ли кто из-за скалы. Но как ни напрягал зрение, все было тщетно. Лишь изредка, нарушив тишину, пролетит птица, покатится камешек из-под ног. И опять — ни звука…
Ближе к вечеру Якимович подался на гребень перевала и присел отдохнуть. И вдруг внизу, за речкой, увидел человека. Вот он спускается по крутому склону, тянется к воде. У Якимовича было на редкость острое зрение, но и он не мог различить, что это за человек: военный или штатский. В руках у него то ли палка, то ли винтовка. «Может, партизан?» — подумал солдат и, сложив ладони рупором, закричал изо всех сил. Но тот, внизу, не услышал. Балансируя, он перешел по камням, торчащим из воды, через речку и скрылся в расщелине.
Обо всем этом Якимович подробно рассказал теперь командиру.
— А больше никого не видел, — добавил он. — Ни живой души нет.
Отпустив солдата, Головеня еще долго сидел один и думал. Ему не верилось, что в горах никого нет. Если там, у речки, ходил человек, значит, дальше, за речкой, наверняка есть партизаны или какая-то военная часть. В крайнем случае группы солдат, бежавших в горы из плена или окружения. Как же связаться с ними?
Но, с другой стороны, неужели те, кто пришел в горы раньше, остановятся на полпути? Какой смысл? Они, конечно, пойдут до Сухуми, где наверняка формируются части, которые снова вернутся на перевал. Кто знает, может, такие части уже идут сюда, чтобы встретить и остановить врага, не допустить его до перевала. Может, и ему, Головене, надо было поступить так же? Но нет, он поступил правильно: пока подтянутся наши войска, гарнизон Орлиных скал будет держать перевал на замке.
Глава тридцать первая
Командир вошел в пещеру, поздоровался с ранеными и присел на краешек травяной постели, рядом с лежащим на ней солдатом.
— Как рука? — спросил он.
— Хорошо, товарищ лейтенант.
— Где же хорошо, если не поднимается…
— Думаю, скоро заживет, — солдат попробовал улыбнуться.
Лейтенант наклонился к нему, заговорил почти шепотом:
— Вы с Зубовым, кажется, дружили?
Солдат растерянно поморгал глазами:
— Нет, какая дружба… Он все выпытывал у меня, а я ничего…
— Что выпытывал?
— Разное, товарищ лейтенант: и сколько служу, и за что в штрафную попал. Ну, опять же про вас спрашивал…
— Да, упустили, — хмурясь, произнес Головеня. — И моя вина в этом немалая: не сумел разгадать негодяя.
Крупенков приподнялся на локте здоровой руки:
— Виноват я, товарищ лейтенант. Мне б тогда из штрафной к вам вернуться. Я так и думал, да интендант в штабе: «На склад его!» Так и послали на склад. А наше дело солдатское: что прикажут, то и выполняй.
— Я вас не виню, товарищ Крупенков. Вы искупили вину кровью. Давайте о другом потолкуем: как воевать дальше будем? Кстати, расскажите, как Зубов предлагал бежать?
— Нет, он прямо не говорил.
— А как говорил?
— Он просто мысли такие высказывал, будто все мы погибнем в этих скалах. И выходило, что…
— Надо бежать? — подхватил Головеня.
— Вроде так…
— Почему же вы раньше не сказали?
— А кто ж его знал? Думал, так просто болтает.
— Да-а, — протянул лейтенант. И, опять наклонившись к солдату, спросил: — А как вы лично думаете: почему все-таки он бежал?
Крупенков ответил не сразу. Заворочался на постели, наморщил лоб, наконец заговорил, с трудом подбирая слова:
— Что ж, я лично… Лично я думаю, товарищ лейтенант, что Зубов этот какой-то странный… Разве его поймешь?.. Не такой он, как все…
Эта оценка совпала с мнением командира. И Наталка так же отзывалась о Зубове. И сам Головеня замечал странности его. Зубов много рассказывал о себе, но в этих рассказах слышалось что-то ненастоящее, неискреннее. Разговаривая, Зубов все время отводил глаза в сторону, словно боялся, чтобы ему заглянули не в душу.
Лейтенант обвинял себя в том, что не уделил внимания безобразному поступку Зубова, о котором сообщила Наташа. Надо было прижать его покрепче, допросить хорошенько, да времени для этого не было ни минуты свободной. А в результате — покушение на Крупенкова и побег. Неужели этот прохвост испугался трудностей, струсил и сбежал? Но тут же появлялась другая мысль: если он трус, то как же решился уйти в горы, где легко заблудиться, погибнуть от голода? Надо поговорить с солдатами…
После обеда состоялось собрание.
Солдаты явились на него все, за исключением наблюдателей. Расселись под скалой, собранные, строгие, и приготовились слушать.