А ведь прежде! Эх, да что там… Нынче он и такому странному заданию был рад. Его наняли извозчиком! Ха! Ну и пусть! Оставалось утешать себя тем, что впереди маячила возможность подраться от души. Вот это Олаф любил. Но так, не до смерти. Главное — живым выйти из боя.
Везучий наслаждался видом, открывавшимся ему с козел. А посмотреть было на что. Вот повозка въехала на холм, и с его вершины можно было полюбоваться рекой Фер. Здесь было её устье, или, как говорили в Лефер, Широчка.
Да-да, именно Широчка. Говорят, это имя она получила от какой-то старухи, которая потеряла здесь своего сына. Он дрался с драконом, кои, если верить легендам, во множестве водились в здешних краях. Дракон драл когтями и палил огнём героя, но тот, изнемогая от жара и истекая кровью, всё же сдавил глотку дракону и выдавил его сперва к берегу, а позже навалился всем телом и потопил его. Змей обнял лапами человека, и оба они захлебнулись в спокойных водах Фера. Люди целый день искали его, пытались баграми нащупать тело змея или героя, ныряли, силясь разглядеть что-то в донном иле. Даже на рассвете его героя искали его друзья, но так и не сумели найти.
А мать убило горе: она ходила вдоль берега Фера, повторяя «Сыночка». В самые далёкие уголки речной долины эхо доносило «Широчка» — вот отсюда и пошло прозвание устье реки.
И впрямь, река здесь даже издали выглядела устрашающей и бездонной! Хоть воды она несла медленно что спящий носильщик, и редки здесь были не то что «барашки» — даже волны, но вода имел здесь цвет старых лопухов. Если бы кто захотел зайти в воду, то вряд ли бы смог сделать это так легко: ноги утопали в жиже, жирной, очень жирной земле. Зазевайся, постой на месте с полчаса — и голова твоя погрузится в жижу, это точно!
Ил этот озолотил Лефер. Земледельцы разбрасывали речную грязь на полях и промеж деревьев в садах, и черневшая от него земля давала обильные урожаи, которые больше никто не мог похвастаться. Сосед Лефера, портовый Марорин, за последние полвека трижды собирал огромные армии, чтобы отвоевать Широчку.
Сам Олаф был участником последней войны, произошедшей пятнадцать лет назад…
— А может, все шестнадцать… Или даже двадцать… Сколько ж прошло с той поры? — пробубнил себе под нос Олаф.
По лбу его пролегла морщина раздумий. Вообще, лицо Везучего было молодцевато, и нельзя было сразу понять (а может, даже и не сразу, а может, и вовсе никогда), сколько же лет наёмнику. Да, некогда он и вправду был молод. В тот год ему шла двадцать первая весна. Он считался в своём отряде «молодчиком», новичком, и потому его ставили в первый ряд. Командир берёг ветеранов, опытных бойцов: нельзя было ставить их под удар шальных стрел или безумного авангарда морячков. Да-да, морячков: так леферцы, с налётом насмешки и уничижения, звали прямо в глаза своих соседей. Звали-то звали — но это никак не мешало им торговать с Марорином. А жители последнего злились, обижались — но с охотой брали леферские гроши, серебряную монету, которая звенела на рынках всего Двенадцатиградья.
В том бою Везучий тоже стоял в первом ряду. Прямо…
— Да, прямо там, — Олаф узнал тот холм.
В семи шагах от берега реки, против моста. И камень был точно таким же. А вот погода была жарче. Шёл самый разгар лета, и лучи солнца жарили их головы в шлемах. А на том берегу стояли морячки, в кольчугах, а то и просто в стёганых доспехах. Да, именно то место…
— Ты прав. Это было здесь. Говорят, потом Фер кроваво-красным был ещё несколько месяцев, — внезапно нарушил своё молчание Ричард.
Нет, он не отрывался от чтения трактата: Магус говорил нехотя, будто бы не желая хотя бы йоту своего внимания уделить чему-либо другому, помимо чтения. Только рот открывался, да язык произносил слова.
— Догадался, о чём я думаю, догадался, — хмыкнул Олаф.
Он цокнул, и тяжеловозы остановились. Везучий хотел ещё раз перенестись — хотя бы в мыслях — в тот день. Казалось, издалека доносился топот наступавших морячков, плеск волн: кто-то из них решил, минуя мост, переплыть Фер. Но Широчка хранила своих хозяев: ноги врагов вязли в иле, и врагу пришлось переплавляться через мост. Эх, сломать бы его! Но нельзя: на восстановление ушло бы несколько месяцев, и это нарушило бы сообщение Лефера с западными землями. Отцы города допустить подобного никак не могли. А потому простым людям приходилось гибнуть. И гибнуть, и гибнуть…
Олаф замахал головой, чтобы отогнать наваждение: ему почудились люди на том берегу. Точь-в-точь как морячки…