— А это знаменитый Ричард Магус, отправивший на тот свет не одну армию, — уважительно произнес мироринский воевода.
— И даже не десять, — совершенно спокойно ответил Ричард. — Но куда мне до славного стремительными атаками Томаша?
— Не врали о твоих познаньях, не врали, — воевода довольно погладил усы.
Хоть и разлапистые, но собранные в косички: чтоб врагу в сраженье труднее было ухватиться.
— Ну, раз все здесь… Рассказывайте… — Томаш требовательно посмотрел на Олафа.
Командиру пристало обсуждать войну только с командиром.
— Повторяться не буду, расскажу главное… — кивнул Везучий.
И точно, Олаф быстро, очень быстро поведал о случившемся. К счастью, он опустил ключевую роль своего отряда в деле возращения забытого кошмара.
— Демон, значит? — переспросил Томаш.
Все молчали. Ричард знал многих, кто здесь собрался. Едва ли не две трети воинов, сейчас стоявших в доме старосты, были из наемников, прошедших огон, лед и магию. Со всеми он сражался: плечом к плечу или глаза в глаза. Он знал, что эти люди не из пугливых. Но все-таки, демон?..
— Совсем близко глоркастерское войско. Пусть я ненавижу их, но вдруг они помогут нам в битве? Тысячу лет никто с ними не дрался, и… — Томаш ухмыльнулся удачной шутке. — И даже сами демоны не знают, как с этим гадом сражаться.
— С глоркастерцами? — начали переспрашивать собравшиеся.
— Хм…
— Чтоб им!
— Все-таки, демон…
— Ради такого можно и забыть…
— Но только — на одно сраженье.
— Эй! Очнитесь! Это же глоркастерцы, да они нас!..
— Глоркастерцы, командир.
Голос этот отличался от сонма других. Первым обратил внимание на вошедшего в дом черно-зеленого воина Олаф.
— Глоркастерцы, командир, — повторил воин громче, и на него начали смотреть.
— Глоркастерцы! — и замолчали все…
Пестрел воздух от красно-желтых знамен. Глоркастерское воинство выстраивалось в двух полетах стрелы от рыбацкой деревушки. Их было много, очень много! Шлемы сверкали в лучах полуденного солнца. Ветер игрался с плюмажами и накидками.
А впереди возвышался лорд в баснословно дорогих латах — и человек в наглухо надвинутом шлеме и странном, невиданном доспехе. Сами глоркастерцы удивлялись, как этот выскочка легко и властно командует самим лордом! Но тот — подчинялся, из страха и желания победить давних врагов. Всех врагов. Навсегда. И только трое знали, кто он таков, этот человек в странном доспехе и белом плаще с «рожками».
Глоркастерские герольды привезли в деревню предложение сдаться. Им обещали жизнь. Томашу стоило только сжать кулаки, и бахвалы поняли, что к чему. Мироринцы шли на бой.
Черно-зеленый строй выстроился напротив красно-желтого. Он был много, много уже и слегка короче.
— Как мало, боги, как мало! — не выдержал Олаф.
— Сколько бы ни было, они будут сражаться до конца — и чуть дольше, — отстраненно произнес Ричард.
Сейчас он думал о глазах, о ее глазах… Где же, когда же он их видел? Он силился вспомнить, но…
И кровь… И крики… И кровь… Пламя… Мама… Мама!!!
Не раздалось ни криков, ни пенья труб, ни ругани. Воины просто пошли друг на друга, а небо прорезали стрелы…
Последняя глава
Всему в этом мире приходит конец. Быть может, там, над небесами и под звёздами всё иначе, но только не здесь. Быть может, где-то там, далеко-далеко, есть лучший мир, в котором всё кончается хорошо. Мир, В котором герои получают должное, злодеи погибают, а матери и невесты дожидаются своих близких.
Но в этом мире, мире, кроме которого у них не было ничего, всё было иначе. Здесь злодеям верили, а правдолюбов почитали за сумасшедших, а что до героев… Оно ведь лучше, когда их нет, так ведь?
Ричард Магус, Олаф Везучий и Рагмар жили в этом мире. Другого у них не было — но иного не пожелали бы никогда, ни прежде, ни после. Хотя «после» — после у них не было. И вообще не было ни того, что до, ни того, что после — у них было только сейчас. Сейчас, растянутое до вечности и сжатое до крупицы мгновения. А это и так очень много, не правда ли.
Похоже, больше никого не осталось. Вон там лежал десятник Эйхгорн, тот самый, над губой которого начал пробиваться первый пушок и которым юноша человек так гордился. А вон там, пронзённый двумя пиками, валялся поверх тел своих бойцов воевода Томаш. Даже мёртвый, он рукой своей, устремлённой в вечность, направлял души своих воинов. Кажется, он улыбался, довольный тем, что и после смерти останется во главе столь милого его сердцу воинства. А вон там… Да… Прислонившись спиной к камню, отправился на поиски лучшего из миров Эмиль Картавый. Глаза его остекленели. Не моргая, он смотрел на врага, без страха. Никто не смог бы упрекнуть Эмиля в том, что он смалодушничал. Родители могли бы гордиться своим наконец-то повзрослевшим — к сорока-то годам! — сыном. Они примут его в свои объятия там, в другом, самом прекрасном и вечном мире.