Тот миг…Нет, те мгновения! Те столкновения. Те встречи. Они не проходили. И судьба тех людей оказывалась пуста без него. Она вот-вот прервётся. Или давно прервалась, там, на утёсе. Две судьбы…Нет…Три…
***
– Зачем мне сражаться?..Зачем?..
– Возвращайся…– прошептал кто-то так, словно бы это перья шелестели вдалеке…Она…
Крики…И кровь… И кровь…И боль…И крики…Папа…Мама…Мама!!!
– Возвращайся! – беззаботно рассмеялся юный паренёк…
– Возвращайся… – застыла просьба в том самом взгляде…
– Возвращайся, – хором произнесли две странных фигуры, застывшие на вершине башни…А может, то был один человек?…
И Ричард почувствовал, как ноги несут его по земле, поросшей тюльпанами. Откуда он знал, что то были именно тюльпаны? Он просто знал, ни почему, ни зачем и ни для чего. Просто знал. А ещё…
А ещё он почувствовал, как ветер бьёт его в спину, подхватывает и…
***
Звёздочка, такой крохотный огонёчек во тьме, рвалась ввысь, туда, где далеко-далеко сверкало ночное, горевшее белым светом небо. Звёздочка очень-очень хотела вернуться обратно…
***
Железные ладони вцепились в рагмарово горло. Орк, хрипя, молотил гигантскими ручищами по шлему, пытаясь добраться до…в общем, хоть до чего-нибудь, что могло бы испытывать боль. Он не знал, что демон и так отвлёкся, позабыл обо всём на свете: такого напора он не ожидал, и борьба заняла всё его внимание. Бойцы (не сказать, чтобы верные, ну да ладно) уже были рядом – и били Рагмара дубинами. Один уже направил клинок в спину орка, ещё мгновение…
Олаф ударил что есть сил, рубанув с плеча, и тем самым отбил удар врага. Но ещё две, нет, три, нет – четыре! Клинка устремились в его сторону. Врагов становилось всё больше.
– Потанцуем, гады?! – воскликнул Олаф, отвлекая на себя тех, кто столпился над Рагмаром. – Эй, вы! Медвежьи дети-и-и! Эй! Что, вдесятером на одного боитесь? Ну же, тогда вдесятером! Да! Налетай! Бей!
Олаф бесновался. Впервые за многие годы он мечтал, чтобы второе из прозвищ его – Везучий – оказался верным. Да, и ещё раз. И ещё раз. И вот снова хорошо бы…Фух, мимо! Он не танцевал. Разве можно назвать прятки со смертью танцем? Нет, Олаф просто жил. Он желал прожить ещё немного. И, миновав загаданное "немного", просил у богов ещё чуть-чуть. И ещё. И ещё, ну самую малость!
Ветер крепчал. Его дуновения, обратившиеся порывами, били толкали в спину, на бой, и лезли в глаза врагов. Солёные брызги, а может, тени их, оказывались рядом, и чудилось Олафу, что сейчас он бьётся у самой морской кромки. Сделаешь шаг назад – и поглотит тебя тёмная пучина, а потому не было назад, было только вперёд. И вперёд. Шлем давно упал с головы, и ветер играл со спутавшимися волосами. Порывы крепчали, принося с собою всё больше брызг. Демон оттолкнул обессилевшего без воздуха Рагмара в сторону и поспешил подняться на ноги. Скрипя древним металлом, Лид потянулся…и ошарашено замер, воскликнув нечто на странном мелодичном языке.
Олаф хмыкнул. Какой дурацкий приём! Отвлекает внимание так, как не делают даже начинающие бойцы! Даже дети поумнее…
Но тут и Олаф замер, сперва почувствовал, а потом и увидев в воздухе серебристую пыль. Ветер нёс её, сверкавшую в пробивавшихся из-за туч солнечных лучах. Запах морской воды отступил, сменившись ароматом тюльпанов. И впервые за бой Олаф едва удержался от того, чтобы не выронить меч из рук.
Небо стало морем, по которому неслись серебристые волны. Они вихрились и пенились, взметаясь ввысь и осыпаясь брызгами благородного металла. Подхватываемые мощными поднимающимися потоками, частички серебра неслись всё быстрее и быстрее. Но странный то был металл: чувствовалось только, что воздух стал плотнее, как бывает при сильном порывистом ветре или в грозу, и ни разу Олаф не ощутил, что именно металл касался его. Дивное серебро! А ещё этот аромат тюльпанов…А может, и не тюльпанов?.. Не помнил он, проживший долгий век среди великолепия Лефера, невдалеке от городских оранжерей, столь дивного аромата. Это были и тюльпаны, и не они, но объяснить своих ощущений Олаф никак не смог бы. Он просто знал: эти цветы – другие, невиданные в Двенадцатиградье! И оттого аромат их был ещё прекраснее, ведь в нём спрятана была сказка.
А ещё Олаф увидел…
***
Звёздочка очень-очень хотела вернуться, туда, где горели яркие огни, где сверкал небосвод, побеждая мрак и тьму. Она поднималась всё выше и выше, и даже сам Ричард не знал, откуда только у него взялись силы. Будто бы некто с той стороны тянул его, тянул сильно. А может, и вправду тянули? Когда он услышал голоса, те три голоса – он рванул самого себя вверх, рванул и сумел взлететь! Но чем выше он поднимался, тем сильнее становилось сопротивление. Будто бы сам воздух – если это был он – противился, хватал звёздочку и тянул вниз, мощно тянул, яростно и упорно. А потому Ричард слабел. Уже не так оказался силён напор, не так уверен был в себе мага. И всё же он бился, он стремился прочь отсюда, надеялся попасть обратно, в такой несправедливый, кровавый, злой мир, милее которого он не знал и не желал узнать. И что же могло остановить мага в этом порыве? Разве только сам мир. Воздух сгустился ещё сильнее и стал тяжелее свинца. Слои его уже невозможно было пробить с такой лёгкостью, и потому Ричард увязал. В том киселе, в который обратилось всё вокруг, звёздочка завязла. Магусу взвыть – да нечем. Только воля осталась, и гнала она Ричарда вверх, только вверх, несмотря ни на что!
Свинец вокруг обратился гранитом: звёздочка упёрлась в невидимую преграду, которую оказался не в силах одолеть. Горевшие ярче прежнего лучики, да только терялся исходивший от них свет в необоримой тьме. И сейчас, как никогда, нужна была поддержка этой яркой звёздочке, что желала пробиться вверх, к небосводу, чьё тепло согрело бы и спасло!
И вдруг…
Нет, то не был голос. И даже не объятия. И уж точно не меч, рассёкший надвое необоримый заслон. То отраженье далёкого света, пришедшего извне, коснулось тьмы вокруг звёздочки – и та разбилась, неразличимыми осколками плеснув во все стороны. И было то отраженье знакомо и одновременно неведомо. Что-то кричало в Ричарде, кричало: "Мы снова встретились", но к кому обращён был тот крик?..Ричард этого не ведал.
***
Крики…И кровь…И боль…Огонь…Мама…Папа…И она…Та девочка…Она лежала невдалеке, и глаза ее были закрыты…Неужели и она погибла? Он не помнил ее…Точнее, нет, не так. Не так! Он помнил, но забыл… Он видел ее…Он знал ее…Раньше, до крови, до огня…Он помнил…Но почему он забыл? Вот же она, там, лежит…
***