Всадники спросили, куда мы держим путь. Узнав, что идем в горы, они заявили, что это не для них — уж очень утомительное путешествие. Если б можно было добраться туда верхом, другое дело. Они и так слишком далеко отъехали от города и устали. Мы вежливо раскланялись и направились в разные стороны.
Дорога пошла круто вверх. Шесть часов трудного пути. В знойный полдень поднялись мы наконец по отвесу на семьсот метров, увидели чаутара («приют») и пошли к нему. Часто на дорогах, горных и вьючных тропах, окраинах деревень устраиваются эти «приюты». Да и не приют это вовсе, а величественное дерево (пипаль или бар) с густой кроной, которая дает много тени.
Под деревом выкладывают четырехугольную каменную высокую платформу. Вскоре она прорастает травой и становится «мягкой». Взобравшись на нее, можно отдохнуть — посидеть в тени и даже выспаться. Эти «приюты» весьма удобны еще и потому, что в Непале так мало современных дорог и способ транспортировки товаров довольно примитивный — важной тягловой силой остается, к сожалению, человек. Носильщикам, сборщикам дров, торговцам с нехитрым товаром, женщинам с тяжелыми корзинами, возвращающимся с базара, крестьянам, переносящим на себе плоды со своих полей, приходится преодолевать большие расстояния. Так что в пути «приюты» эти им просто необходимы.
Спешат они из деревни в город, в другую деревню, из города в деревню. Шагают через холмы, горы, равнины. Идут своеобразной походкой: женщины мелкими легкими шажками, часто перебирая тонкими, крепкими, дочерна загорелыми босыми ногами. Мужчины двигаются тоже легко и стремительно, почти бегом, но шаг их не размашист. Крепкие, жилистые ноги способны выдержать большие нагрузки. Не меньшие нагрузки приходятся на спины и головы, потому что самая популярная емкость для переноски грузов — это доко (большая конусовидная, плетенная из бамбука корзина). Она закрывает всю спину носильщика и крепится с помощью толстой бечевы или намло (ремня) на голове, чуть выше или прямо на лбу. Доко используют все жители горного Непала, кроме неваров. Эти чаще пользуются кхарпаном, который чем-то напоминает коромысло. Только вместо ведер к нему подвешиваются бамбуковые корзины или джутовые мешки.
Ремнем на лбу крепят не только доко, но и груз без тары, например вязанку дров.
Так вот и шагает непальский путник, пока не наткнется на чаутара. Подойдет к нему, прислонится спиной, так, чтобы доко встало на платформу и… многокилограммового груза как не бывало. Постоит в тени огромного дерева, раскурит бири, поговорит со встречным (если бог пошлет его) и, чуть нагнувшись, снимет груз с платформы (усилий для этого дополнительных не надо, ведь намло остается на лбу) и снова в путь.
Так и мы, увидев на вершине холма чаутара, бросились в его спасительную прохладу. Поставили рюкзаки на платформу и вздохнули полной грудью. Отсюда виден был путь, который мы только что прошли.
— Для начала недурно, а? — сказал Дэниэл, широко раскрыв голубые глаза. Он смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму и, жмурясь от удовольствия, улыбался. Потом вдруг прикрыл глаза и, к нашему с Мишрой изумлению, задремал стоя…
Умакант Мишра снял черную шляпу, вытер белоснежным платком блестевшие капельки пота со лба и круглых, румяных, словно яблоки, щек и попросил воды. Я открыла флягу (мы предусмотрительно запаслись кипяченой водой в Покхаре), и Мишра сделал несколько глотков. С нежностью поглядывая на дремлющего Дэниэла, он сказал по-русски:
— Уморился, бедняга.
Мишра с отличием окончил один из крупнейших институтов в Киеве. Иной раз, когда ему хотелось поговорить по душам, сказать что-то сокровенное, он переходил на русский. Говорит хорошо, без акцента и ошибок не только по-русски, но и по-украински. Знает немецкий, английский и хинди.
Наконец Дэниэл очнулся от дремоты. Мы помогли друг другу просунуть руки в лямки рюкзаков и тронулись дальше.
Снова шли по пересохшему каменистому руслу реки, потом долго поднимались вверх по поросшему колючим кустарником склону, двигались по высоким, стоящим цепочкой холмам. Навстречу нам вышли двое: один, по виду шерп, нес походное снаряжение и вел за руку другого — высокого бородатого парня с длинными до плеч, спутанными волосами. Молодой человек еле держался на ногах. Глаза его были полузакрыты, казалось, вот-вот упадет. Похоже было, что это слепого ведет поводырь. Мы радостно приветствовали этих людей (ведь на тропе встречи так редки и всегда приятны). Бородач промычал что-то в ответ, не в силах говорить. За него ответил поводырь:
— Это хиппи. Он заболел и вот возвращается с полпути. Его товарищи уговорили меня довести парня до Покхары. Там у них лагерь…
Мы пожелали им счастливого пути. Когда они отошли уже на значительное расстояние, Дэниэл сказал:
— Плохи у них дела. У парня, видимо, гепатит — инфекционная желтуха. Это очень тяжелая, изнуряющая и опасная болезнь. Ему бы сейчас в чистую постель да принять лекарства. Нужна специальная диета, чистая кипяченая вода, а он вынужден еще долго брести по трудному пути до своего лагеря.
В последние годы в Непале можно было встретить большое количество хиппи, в основном европейцев и американцев. Но иногда среди них попадались и выходцы из Азии, например индийцы. Сначала хиппи было мало, но постепенно их стало так много, что перед властями встал вопрос: как с ними быть?
Что влекло их в столь далекие края? Желание отдохнуть от западной цивилизации? Жажда восточной экзотики?.. Хиппи в поисках «другой жизни» отправлялись в Непал. Оседали главным образом в Долине Катманду с ее мягким, нежарким климатом. Летом здесь можно ночевать под открытым небом, а на зиму снять за дешевую плату домик или просто лачугу на всю «фратрию», а то и просто самим построить шалаш, разбить палатку. Хиппи опрощались, старались быть непритязательными. Они питались даль-бхат-таркари — отварными овощами с рисом, приправленными изрядным количеством острых подливок, перцем и разными специями. Даль-бхат-таркари — излюбленное блюдо непальцев, их основная еда. Вас угостят ею в каждом непальском доме, в любой маленькой бхатти. Естественно, стоит даль-бхат-таркари недорого, как и дахи (молочное блюдо типа простокваши), и чапати (мучные лепешки, по форме напоминающие блины и заменяющие непальцам хлеб).
Дешевизна местных блюд, овощей и фруктов вполне устраивала хиппи. Они и поэтому так стремились сюда. К тому же именно в Непале им было относительно просто и дешево доставать гашиш, марихуану, опиум и другие наркотики. Последнее обстоятельство окончательно превращало горную страну в некий рай для хиппи.
Сколько раз приходилось мне видеть хиппи и в центре Катманду и на его окраинах. Длинные распущенные волосы — у одних всклокоченные, у других спутанные, как пакля, — торчали в разные стороны. Некоторые мужчины заплетали их в косицы. Мне даже казалось, что они, подобно индуистским садху (отшельникам), посыпают себе голову пеплом. Брюки тоже грязные, засаленные, невероятных фасонов. Тут и шорты с бахромой и какое-то подобие шаровар, протертые джинсы и индийские дхоти. Пенджабские муслиновые и тибетские шелковые рубахи, афганские дубленые полупальто, шерпские куртки и безрукавки из шерсти яков, чоло, индийские ситцевые сари — все это в невероятных смешениях и сочетаниях было накинуто, накручено, намотано на хиппи, независимо от того, является ли одежда сугубо мужской или женской.
Не в правилах хиппи было следить за своей внешностью, поэтому все это фантастическое разностилье и пестроцветье выглядело невероятно грязным и засаленным. Многие из них обходились совсем без одежды. Поначалу это обстоятельство забавляло местных жителей, потом они привыкли и перестали обращать на них внимание.