История хиппи в Непале знала эпизоды странные, нелепые, подчас трагические. Страна привлекла к себе хиппи, а их жизнь в Непале — кинематографистов. Так появился нашумевший в свое время французский фильм «Дорога в Катманду» о печальной судьбе молодых французов-хиппи. Так родился получивший в странах Азии широкую известность фильм знаменитого индийского актера и режиссера Дэв Ананда под названием «Хари Рама, Хари Кришна».
Режиссер пригласил меня побывать на съемках этого фильма. В тот день они шли на старой Дворцовой площади Бхактапура, у нижней платформы одного из храмов. Верхние платформы и все близлежащие «высоты» были заняты любопытными. В Непале демонстрируются в основном индийские фильмы, так как кинопроизводство в стране развито слабо. Ко времени моего пребывания в Непале было создано всего четыре национальных фильма. Поэтому съемки новой картины под руководством любимца публики Дэв Ананда оказались для горожан настоящим кино.
Дэв Ананд рассказал мне содержание своего нового фильма — грустную историю о том, как сестра и брат стали хиппи и как печально кончилось их пребывание в этой среде.
В роли сестры впервые снималась восемнадцатилетняя красавица из Бомбея Зиннат, «мисс Азия» того года. В роли брата — сам Дэв Ананд.
В этот день снимали сцену ссоры. Высокая, стройная Зиннат в расклешенной миди-юбке, яркой блузке и изящных сапожках тщетно пыталась разнять ссорящихся брата и возлюбленного. Оба героя тоже были одеты элегантно и дорого. Дубль повторялся много раз. В стороне стояла группа хиппи. Они ждали начала массовой сцены, в которой сами участвовали. Хиппи были в своих одеждах, без грима. Может быть, лишь кое-где их живописным нарядам костюмеры придали более, как им казалось, естественный вид.
Одна девушка-француженка была настроена весьма агрессивно. Прямо посреди съемочной площадки она устроила скандал. Путая английские слова, она кричала, что за такую мизерную плату никто не имеет права мучить их целый день под лучами палящего солнца (деньги, правда, платили не такие уж маленькие). Режиссер очень спокойно объяснил «бунтовщице», что участие в съемках — дело добровольное. К тому же о том, сколько им заплатят, хиппи знали заранее и согласились сниматься с большой охотой. Хотя они и привыкли бездельничать, им редко выпадала такая возможность получить за это еще и деньги. Девушка долго топала ногами, кричала о «негуманном» обращении с хиппи и даже картинно швырнула деньги к ногам Дэв Ананда. Симпатии всех присутствующих, конечно, были на стороне режиссера.
Я так подробно рассказываю об этом эпизоде потому, что он как-то характеризует хиппи. Под влиянием тяжелых условий быта, на которые они сами себя обрекли, хиппи часто становились раздражительными, озлобленными, агрессивными. Сказывалось также и губительное действие наркотиков. От их «теории» о необходимости слияния с природой, идиллии всеобщей гармонии, к которой они, казалось бы, стремились, не оставалось и следа.
За нарушение общественного порядка, мелкие кражи и другие проступки хиппи попадали под арест. Местные жители смотрели на этих «чудаков» сначала с любопытством, потом с равнодушием, а порой с жалостью и состраданием. Правда, иногда происходило и такое, о чем мне с негодованием рассказала Ринджи, моя подруга по Трибхуванскому университету. Это произошло в один из буддийских праздников. Ринджи, верная обычаям своей семьи, с утра отправилась к храму Сваямбхунатх. Подходя к ступе, она издалека увидела большую процессию женщин. Они несли ритуальные приношения богам и пели религиозные гимны. Навстречу процессии вышла молоденькая девушка-хиппи. Она, очевидно, совершала возле храма какой-то обряд, может быть, понятный только ей самой. Закончив его, она запела и стала пританцовывать. Возможно, девушка была в трансе. Но какое дело до этого было женщинам? Для них действия девушки были оскорбительны. И забыв о том, что они находятся возле святого места, женщины накинулись на девушку с кулаками. Ринджи бросилась искать полицейских, но не нашла их поблизости и вернулась к месту происшествия. Там уже собралась толпа. Женщины избивали двух парней, которые пришли на помощь своей подруге. Возле дерущихся стояла «группа иностранных наблюдателей». Они спокойно снимали происходящее на кинопленку.
Приток хиппи в Непал все увеличивался. Когда проблемы, связанные с их пребыванием в стране, стали почти неразрешимыми, правительство решило принять срочные меры. В октябре 1970 г. был издан указ о выдворении «закоренелых» хиппи из Непала. Колонии их стали постепенно таять. Остались лишь работающие «под хиппи» одиночки, ушедшие, так сказать, в подполье (у них был на всякий случай кругленький счет в банке), да хиппи-работяги, которых и называть-то хиппи нельзя было. С последними мы как-то встретились на озере Пхева-Таль в Покхаре, в том лагере, куда брел попавшийся нам на пути больной парень.
Их лагерь был разбит на зеленом лугу у пустынного берега озера. Несколько палаток (одна в стиле индейского вигвама) и большой автобус, оборудованный по последнему слову техники. Кроме обычных кресел он имел восемнадцать спальных полок, расположенных во втором ярусе. Это был удобный спальный автобус. Не менее удобными оказались «вигвам» и палатки, в которых размещались портативные плитки и холодильники.
Мы издали попросили разрешения приблизиться к лагерю. Его обитатели встретили нас равнодушно.
День был по-весеннему теплый. Небо сияло лазурью. Сквозь густую крону священного дерева пипаль резко прорывались золотые лучи солнца.
Лагерь жил размеренной, неторопливой жизнью. Часть его обитателей была на так называемом треке, то есть в длительном путешествии. Оставшиеся в лагере занимались своими делами: одни бродили по окрестностям Покхары, другие делали покупки в Покхара Базаре. Два полуобнаженных парня возились возле костра. Остальные сидели, лежали (группами и поодиночке) на территории лагеря, неподалеку от «вигвама».
«Вожак» сидел в позе йога, находящегося в медитации[19], неподалеку от костра. Задумчивые глаза устремились в направлении заснеженных Гималаев. Мы представились, и он любезно согласился побеседовать с нами. Зовут его Лу (Луис), ему 34 года. По образованию архитектор. Несколько лет назад он и его друзья организовали в США, в Вермонте, коммуну, которую назвали «Хог фарм». Там разводили свиней и других животных, обрабатывали поля, огороды и постепенно почти полностью перешли на натуральное хозяйство.
Главное — в коммуне полностью отсутствовала частная собственность. Члены ее отказались от личного имущества, и любая вещь, даже одежда, принадлежала не только ее исконному владельцу, а всем членам коммуны.
Как-то раз в Катманду я попала в дом, куда пригласили группу таких же странствующих «коммунаров». Они показали нам любительский фильм о своем путешествии. Это была довольно любопытная картина. Затем хиппи пытались навязать хозяевам дискуссию. Они высказали свое кредо относительно свободы личных отношений и коллективной собственности на все вещи, принадлежащие коммуне. Оратор говорил с азартом. Пассивное неприятие его теорий присутствующими возмущало его. Он выкрикнул:
— Мы считаем, что можем брать друг у друга любую вещь: костюм, ботинки, часы. Мы делим все. Это удобно и выгодно.
— А как насчет дележа зубной щетки? — почему-то вдруг спросила я.
Хиппи некоторое время сердито смотрел на меня. Присутствующие оживились, начали посмеиваться. Оратор, так и не найдя ответа на мой невинный вопрос, помолчал, затем стал что-то говорить, но скоро кончил.
Вспомнив этот эпизод, я не стала задавать Лу свой злополучный вопрос о зубной щетке.
— А как у вас относительно семейных отношений? — поинтересовался Дэниэл.
— Мы все как бы одна семья, поэтому семьи в коммуну не принимаются. Семья в семье — это уж слишком. Каждый член нашей коммуны может сходиться с любым другим ее членом. Пары образуются, распадаются, создаются новые. Вы можете называть их брачными, но эти люди не оформляют своих отношений. Они свободны в своем выборе сегодня, завтра, каждый день.