Этим, пожалуй, стоило воспользоваться. Я попросила у него автограф. Бумаги под рукой не оказалось, и Дэниэл предложил коробку из-под сигарет «Аша». Разломав ее, зять махараджи Мустанга вывел на внутренней стороне витиеватую подпись. Этот автограф хранится у меня до сих пор. Рядом рукой Дэниэла по-английски написано: Gyurme Rinzin.
Гюрме Ринцин и его спутники очень спешили. Они хотели добраться в Мустанг до наступления ночи. Мы вышли проводить их. Я сфотографировала всех троих верхом, но уже сгущались сумерки, и кадр, к сожалению, получился довольно темным. Гюрме приглашал нас в Мустанг, но, узнав, что мы без визы, лишь огорченно вздохнул и добавил, что в таком случае даже он не сможет ничем нам помочь. Очевидно, он не желал осложнять отношения с непальским правительством.
Мы раскланялись, Дэниэл и Гюрме Ринцин похлопали друг друга по плечу, наездники стегнули коней и, взметнув пыль, умчались на север.
Возвращение
От Покхары до Джомсома мы добирались целую неделю, пройдя при этом через зоны Гандаки и Дхаулагири и миновав несколько климатических поясов.
Возвращение в Покхару заняло у нас тоже неделю. И хотя с каждым шагом мы приближались к дому, нельзя сказать, что обратный путь давался нам легко. Здесь были моменты, полные драматизма. Сейчас, спустя много времени, наше возвращение представляется мне в трагикомическом свете. Тогда же были минуты отчаяния и даже не верилось, что все кончится благополучно.
У нас по-прежнему было туго с деньгами. Возвращаясь из Джомсома, мы с Дэниэлом были так голодны, что в Марфе, в том самом «Священном отеле Нильгири» устроили настоящий «пир» на восемь с половиной рупий. Теперь в «казне» оставалось всего полторы рупии. Когда у нас уже не было ни гроша, десять рупий нам любезно одолжил в Джомсоме один канадец. Он преподавал математику в привилегированном колледже в индийском городе Гвалиор.
В то время в колледже были каникулы, и он пуп-шествовал по субконтиненту со своим носильщиком Носильщик был ему тем более необходим, что канадец сломал руку. На гипсовой повязке он просил оставить свой автограф каждого, с кем встречался в пути. Тут мы нашли автограф и нашего знакомого — Гюрме Ринцина. Преподаватель математики попросил нас тоже пополнить его коллекцию, и мы с удовольствием сделали это. Так что рядом с подписью Гюрме Ринцина поставили свои и Дэниэл и я. По возвращении в Катманду мы отправили канадцу деньги по адресу, который он нам дал.
…В Марфе мы полюбовались росписью внутренней части арочных ворот, чего не успели сделать в первый раз.
…В Тукуче нас поджидал Умакант. Он выглядел посвежевшим, но сильно похудел за это время. Мы с Дэниэлом еще больше уверились, что поступили правильно, оставив его здесь.
Шагали по размытому, скользкому широкому руслу, не разбирая дороги, и возле Лете у реки я упала в грязь. В деревне пришлось задержаться — необходимо было обсушиться и немного отдохнуть.
…Умаканту снова стало плохо. Его сильно знобило. Мы уложили его возле очага и накрыли всем теплым, что у нас было с собой. Отпаивали его крепким чаем, дали лекарства. Позднее, когда все уже было позади, я подумала, что положение Умаканта было гораздо серьезнее, чем мы тогда могли себе представить…
В том же Лете нам посчастливилось увидеть огромный ледник на Дхаулагири. Он казался таким близким, белоснежным и отливал голубизной…
В тибетской бхатти, той самой, где меня хотели купить, нас ждали сюрпризы. Один из братьев-хозяев протянул мне… серебристую пуговицу от моей куртки, которую я потеряла несколько дней назад. А я еще жаловалась старой тибетке, что такую пропажу не найти в Гималаях! Конечно, это мелочь, но приятная. Второй «сюрприз» был настоящим ударом. Дэниэл, смущаясь и стараясь не смотреть нам в глаза, неожиданно заявил, что должен покинуть нас. Оказывается, в Катманду его ждут друзья, с которыми он должен поехать в Восточный Непал, в Илам. Все осложнялось тем, что друзья уже взяли отпуск, и Дэниэл боялся подвести их. Чувствовал он себя лучше, чем мы с Умакантом, и поэтому мог идти намного быстрее. Ситуация, в которой он оказался, была не из легких. Мы понимали это. Остаться с нами — значит опоздать к товарищам. Спешить к ним — значит бросить нас. Я сказала, что мы как-нибудь доберемся. Умакант молча согласился со мной.
Дэниэл простился с нами и легкой походкой быстро зашагал по тропе. Затем обернулся, помахал рукой и вскоре скрылся за нависшей над пропастью скалой.
Денег у нас оставалось совсем мало. Еще в Тукуче Дэниэл вынужден был продать свои швейцарские часы. В дорогу с собой он взял немного из того, что получил за них. Большую часть оставил нам.
После его ухода мы с Умакантом совсем приуныли. Жизнерадостный человек, неутомимый путешественник, Дэниэл был отличным спутником.
Умакант с трудом передвигал ноги, изнемогая под тяжестью рюкзака и спального мешка. Подъемы я тоже брала теперь с трудом. С сочувствием и грустью смотрела я на Умаканта…
Единственными встретившимися нам на пути людьми были паломники из индийской Айодхьи. Их было человек двадцать. Группа состояла из взрослых людей, совсем юных девочек и древних стариков и старух.
— Ситарам! — приветствовали они нас.
— Ситарам! — ответили мы.
Помогите им, могущественные Сита и Рама, а также Вишну, Шива и Парвати, совершив великое паломничество, живыми возвратиться в Айодхью, которой в древности правил царь Рама.
На вторые сутки, когда мы с Умакантом медленно брели по узкой, нависающей над Кали-Гандаки тропе, неожиданно из-за скалы показалась яркая желтая точка. Она увеличивалась в размерах и превратилась в элегантную фигуру человека, идущего налегке. Он быстро приближался. Не веря своим глазам, мы с Умакантом остановились… Широко улыбаясь, к нам шагал и своей желтой рубашке и вишневом галстуке… Дэниэл.
Мы с Умакантом, казалось, уже свыклись с мыслью, что Дэниэл покинул нас. И уже не думали о его возвращении. И вдруг такая неожиданность!
От удивления мы застыли. К чувству радости примешивалась проснувшаяся обида. Мы ни о чем не стали расспрашивать Дэниэла и молча двинулись вперед. На ходу он подхватил мой рюкзак. Освободившись От груза, я ощутила необыкновенную легкость и зашагала быстрее. Захотелось побыть одной. Умакант оказался более отходчивым. Всю дорогу он оживленно беседовал с другом.
Почему все-таки Дэниэл вернулся? Я никогда не спрашивала его об этом. Может быть, он пожалел нас, больных и слабых? Умаканту он сказал, что ночью увидел нас во сне, а проснувшись, пошел нам навстречу…
Теперь мы опять вместе. На радостях мы осели в Татопани. Отдохнули, привели себя в порядок, подлечили немного Умаканта. В Татопани продали шерпскую куртку, пояс и шарф доброго Дэниэла.
Оставшийся путь был пройден без особых приключений, если не считать «застолья», которое устроили в Тиркхедхунге мои друзья, махнув рукой на «финансовый кризис».
… В Покхару мы пришли под вечер. Было пасмурно. Моросил мелкий дождь. Мы спустились с последнего холма и оказались на равнине. Вдали виднелись разбросанные дома города. Наконец-то мы снова в большом мире! К нашей общей радости примешивалась некоторая некоторая озабоченность: в карманах не было не только ни одной рупии, но и ни одной пайсы. Да и продать больше было нечего. Хорошо хоть добрались до Покхары! Как же теперь попасть в Катманду? Расстояние приличное: на машине часов восемь, пешком — несколько дней.
Мы не знали, что предпринять. Совеем отчаявшись, зашли на окраине города в первую попавшуюся бхатти. Присели за столик. Хотелось согреться, отдохнуть, поесть. Вдруг неожиданно за моей спиной раздался голос. Кто-то обращался ко мне по-русски:
— Наташа, как вы сюда попали?
Умакант и Дэниел остолбенели от изумления. Я тоже. Передо мной стоял Бишну. Несколько лет он проработал вместе с советскими специалистами, за это время хорошо выучил русский язык. Бишну — человек толковый и деловой. Вскоре после нашего знакомства он сменил работу и исчез из виду. И вот эта встреча… Узнав о наших затруднениях, Бишну предложил нам в долг деньги и тут же выложил пятьсот индийских рупий.