– Еще братья и сестры есть?
– Есть, сестра младшая.
– И всё?
– Всё.
– Вот и в каждой русской, белорусской, украинской да, пожалуй, и в татарской семье так же. А ты бойцов, что со Средней Азии призывают, личные дела посмотри. У них восемь-десять детей не редкость. Вот потому их все больше и становится, – поучительно пояснил Ратников.
– Но надо же как-то выходить из положения, обучать языку, – нашелся Рябинин.
– Вот ты возьми и обучи, – Ратников саркастически усмехнулся.
– Я? – изумился лейтенант. – Я радиоинженер, а не филолог.
– Мы тут все не филологи. Легко говорить, что кто-то что-то и кому-то должен, а сам задарма работать не желаешь. А почему кто-то другой должен? Ведь это труд, обучить человека чужому языку. А ты как наши большие начальники рассуждаешь, на дармовщину все, – Ратников пытливо посмотрел на лейтенанта, оценивая как тот воспринял его слова.
С полминуты в канцелярии царило молчание.
– А в общем ты, конечно, прав, – вновь заговорил подполковник, удовлетворившись тем, что кажется, сбил таки с собеседника спесь, – все подметил верно. Но ничего нового от тебя я не услышал. Я даже могу тебе еще кое-чего подбросить для размышлений на досуге. Вот ты знаешь, сколько наши бойцы получают денежного довольствия?
– Семь-восемь рублей, – машинально ответил Рябинин, не понимая, к чему клонит командир.
– Ну и как, по-твоему, это справедливо?
– Не знаю, но так ведь всегда было. Я слышал, что несколько лет назад рядовые вообще три восемьдесят получали.
– Это я и без тебя знаю. Отвечай, раз ты тут о недостатках разговор завел. Семь рублей за бессонные ночи в карауле, на морозе и ветре, тонны перелопаченного снега, несение боевого дежурства – это справедливо?
Ратников явно «заводился», а лейтенант все более «тушевался», молчал, не зная, что отвечать.
– Вот то-то. Ты 260 рублей получаешь, а почти им ровесник, и отличаешься лишь тем, что институт с военной кафедрой окончил, а уволишься так же через два года. А у кого работа тяжелее? – Подполковник своими словами окончательно «подавил» лейтенанта и видя это удовлетворенно продолжил. – Вот несправедливость, всем справедливостям несправедливость. А ты тут великодушного из себя строишь, за бедным солдатиков заступаешься. Если такой великодушный, вот и отдай им свою зарплату, облегчи участь, – теперь подполковник смотрел уже иронично.
– Я ее заработал, – опустив глаза, ответил Рябинин.
– А они, солдатики, что же получается, за семь рублей, да за то, что кормят их тут на рубль пять копеек в сутки, да обмундирование, что на них, которое тоже немного стоит, за все за это два года службу тяжелую тащить должны? Это же задарма получается! – вынес свой вердикт подполковник.
– Но с этим мы ведь ничего не можем поделать. Это не от нас зависит, увеличить денежное содержание солдат, – возразил лейтенант.
– А в тех случаях, что ты тут привел, от нас, то есть, от меня все зависит? – подполковник спрашивал, глядя немигающими глазами на лейтенанта, будто уж на лягушку.
Рябинин заерзал на стуле, опять обмахнул вспотевший лоб, но ответил храбро:
– В общем… я, может быть не все учитываю, но думаю вы бы могли…
Ратников, до того напряженный, вдруг, как будто расслабившись, откинулся на спинку скрипнувшего под ним стула и негромко рассмеялся, качая головой:
– Все тут почему-то думают, что я всесилен, только делать ничего не хочу. Но поверь, во всем, что ты тут говорил, примерно та же ситуация, что и с солдатской зарплатой. Ничего невозможно изменить, хоть лоб расшиби. Это не от меня и даже не от полкового и корпусного командования зависит, все это оттуда, сверху идет, все давно так заведено и расписано, – Ратников ткнул пальцем в потолок. – И если ничего не меняется, значит, они не считают нужным ничего менять.
– Неужто, и повара заменить так трудно? – не согласился Рябинин.
– И повара, и старшину, да и не только их. Ты думаешь, другие повара, что до этого тут кошеварили лучше готовили? Точно так же. В учебке за шесть месяцев невозможно из случайного восемнадцатилетнего парня сделать хорошего повара. Все я вижу, все я знаю, тяжело солдату. Нашим-то еще что, прослужат тут два года, да домой уедут, а те, что в Афган попали, там ведь вообще жизни не пойми за что отдавать приходиться…
Ратников не удержался и вышел за «рамки», но тут же спохватился и резко оборвал «дебаты»:
– Ладно, заговорились мы тут. Давай иди к людям. Дневального пошли к комбатам на квартиры, чтобы завтра к подъему в казарму прибыли, марафет наводить будем.
– Есть! – лейтенант вскочил со стула, приложил руку к шапке и четко повернувшись, вышел. «Неплохой парень, хоть и москвич. Старается», – доброжелательно подумал, глядя ему в след, подполковник.