Семь полицейских Итскапинтика приблизились к ветхому дощатому строению с трех сторон и взятые наизготовку ружья вынудили беглецов выйти наружу, а потом разоружили их. Затем им всем связали руки. Низенький, молодой парень, очевидно сын крестьянина, который привел полицейских, гордо стоял поблизости.
Командир отделения, плотный темноволосый мужчина с широким ртом и большими, выступающими вперед зубами, усмехнулся, обернувшись к Ильмике. Он взял ее за подбородок, обхватил ее рукой за спину и бросил ее на траву. Связанные пленники ничего не могли сделать, кроме как беспомощно и бездеятельно смотреть на то, что здесь происходит.
О'Брайен, побледнев и фыркнув, вдруг бросился вперед. Прежде чем командир отряда заметил, что здесь происходит, О'Брайен взвился в воздух, согнул обе ноги в коленях и ударил ими. Командир отделения услышал предупреждающий крик одного из своих людей, поднял голову от лица Ильмики и оглянулся через плечо. Носки сапог О'Брайена, со всей силой устремившегося вперед, ударили его в подбородок и что-то хрустнуло, словно переломили деревянную палку. Мужчина откатился от своей жертвы и остался неподвижно лежать на траве.
О'Брайен жестко упал на спину и на его связанные руки пришлась основная сила удара. Он заревел от боли, перевернулся и попытался встать. Приклад ружья ударил его по затылку, и О'Брайен снова опрокинулся. Полицейский, ударивший его, перевернул ружье, приставил дуло к затылку О'Брайена и нажал на спуск. Ирландец вытянулся, слабо вздрогнул и затих.
Командир отряда тоже был мертв; удар двумя ногами сломал ему шейные позвонки и челюсть. Полицейские начали яростно избивать пленников. Ту Хокса ударили по спине прикладом ружья и он упал. Полицейский сапог ткнул его в ребро и в живот. Когда следующий удар пришелся по его черепу, он потерял сознание.
Полицейские, выместив, наконец, свою ярость, оставили свои жертвы, собрались вокруг своего мертвого командира и стали беседовать друг с другом. Одни пленники стояли и охали, другие лежали тихо и неподвижно. Геро, которого избили особенно жестоко, рвало.
Ту Хокс снова пришел в себя, но потребовалось некоторое время, пока он обрел способность мыслить четко и ясно. Голова его болела, словно кто-то запустил в нее раскаленные когти и разрывал ими мозг, а тело его казалось ему огромной кровоточащей раной. Позже он понял, почему О'Брайен пошел на такой самоубийственный поступок. С тех пор, как сержант узнал, что он навсегда оторван от своей родины, он медленно умирал. Глубокая скорбь наполняла все его существо, и неутихающая печаль, которая гасила его волю к жизни. Таким образом он умышленно пошел на смерть. Он сделал это под видом мужественного и рыцарского поступка, так что для других его смерть не выглядела как самоубийство. Однако Ту Хокс знал его много лучше других.
Поступок О'Брайена не был напрасным. Он отвлек внимание полицейских от девушки. Теперь вооруженные люди пинками и ударами прикладов поднимали пленников на ноги и загнали их на борт грузовика, подъехавшего к ним. Их везли десять часов, не давая им ни еды, ни воды. Наконец, они оказались в военном лагере, и пленников поместили в усиленно охраняемый барак. Им дали воды, черствого черного хлеба и вонючий суп с парой кусочков жесткой жилистой говядины.
Пришла ночь, а с ней и кровососы. Утро принесло облегчение. Один из офицеров, владеющий блодландским и готинозонским языками целый час допрашивал их. Их рассказ, казалось, встревожил его. Во второй половине дня пришли солдаты и увели Ильмику.
Ту Хокс спросил Геро, имеет ли он представление о том, что здесь происходит. Геро пробормотал распухшими губами сквозь сломанные зубы:
— Если бы Итскапинтик все еще был нейтральным, перед нами извинились бы и отпустили бы нас. Но теперь нет. Лучшее, на что мы можем надеяться, это на жизнь в рабстве. Девушку, вероятно, отдадут высшим офицерам. Когда она им надоест, ее отправят к низшему командному составу. Бог знает, что произойдет потом. Но она дворянка Блодландии, она убьет себя при первой же возможности.
Ту Хокс не был так уверен в этом. У него было ощущение, что за кулисами что-то происходит. Через два дня его и Квазинда привели в один из кабинетов комендатуры. Там находились Ильмика Хускарле, один из офицеров Итскапинтика и перкунец. На последнем был белый с красным мундир с орденами и золотыми эполетами. Девушка выглядела намного лучше. Она вымылась и ей дали женскую одежду. Но, несмотря на это, она, казалось, была погружена в свои собственные мысли и взгляд ее был отсутствующим. Перкунцу пришлось по нескольку раз повторять свои вопросы, прежде чем он получал от нее ответы на них.
Ту Хокс быстро оценил положение. Должно быть, у перкунцев был очень действенный аппарат тайной службы, который сразу же после доставки пленников установил их личность. По-видимому, правительство Перкунии немедленно направило Итскапинтику требование об их выдаче и теперь Ту Хокс спрашивал себя, что же с ними будет дальше.
Только позже Ту Хокс узнал, почему, кроме него, перкунцам понадобились также Квазинд и Ильмика. У Ильмики были родственники во влиятельных кругах знати Иеркунии, а Квазинда по ошибке приняли за О'Брайена. Эта ошибка не могла долго оставаться незамеченной, но все же она была не замечена достаточно долго, чтобы он вместе с остальными прибыл в столицу Перкунии, город Комаи. О блодландцах Ту Хокс больше ничего никогда не слышал и предположил, что их отправили в рабочий лагерь.
Он скептически смотрел на свое будущее и не верил, что ему понравится то, что ждет его в Комази, однако он почувствовал облегчение, когда граница Итскапинтика осталась позади.
Вагон железной дороги, в котором они ехали, был роскошным. У Ту Хокса и Квазинда было личное купе. Еда была великолепной и они могли пить пива, вина и водки столько, сколько хотели. Они могли даже принимать ванну. Так долго лишенные всех этих радостей, они даже почти забыли, что на всех окнах были железные решетки, а с обоих концов вагона находились вооруженные охранники. Ответственный за их перевозку и обслуживание офицер, килиаркос (капитан), по имени Уилкис, всегда находился поблизости. Он обедал вместе с ними и старался ознакомить Ту Хокса с начатками перкунского языка.
Ильмика редко покидала свое купе. В тех немногих случаях, когда она встретила в коридоре Ту Хокса, она оставалась замкнутой и избегала любых разговоров. Он отнес это на счет того, что он был свидетелем ее унижения. И, вероятно, это было не только смущение оттого что он наблюдал за тем, как ее пытались обесчестить, но также и презрение, потому что он не попытался защитить ее. Ту Хокс не защищался. У него не было никакого желания объяснять ей, что ее кодекс чести не был его кодексом чести. Она сама видела, что произошло с О'Брайеном. Причем ее собственные подчиненные, Геро и другие, не боролись, чтобы защитить ее. Они выбрали реалистичную манеру поведения — и, как он думал, были правы. Что она думала о них?
Ильмика ничего не говорила обо всем этом. Она отвечала на приветствие Ту Хокса всегда одним и тем же холодным кивком головы. На это он пожимал плечами и иногда улыбался. Ее поведение должно было быть ему безразличным. Он мог казаться ей привлекательным, но между ними зияла пропасть. Он не был ни блодландцем, ни дворянином. Даже если она его любит — а он не заметил никаких признаков этого, — ей все равно придется забыть о нем.
Ту Хокс занимался изучением языка и смотрел на проплывающие мимо ландшафты. Эта страна была в основном различной, только кое-где тянулись плоские цепочки холмов. Польша и Восточная Германия на его Земле выглядели почти так же. Большинство полей было уже убрано, так что местность казалась пустынной, но Уилкис рассказал ему, что сельское хозяйство здесь в основном механизировано и у них больше тракторов, чем в какой-нибудь другой стране в этом мире.
В городе Геррвоге к ним подсел еще один офицер. Виаутас носил темно-синий мундир с серебристыми эполетами и головой кабана, тоже из серебра, на высокой форменной фуражке. Лицо его было худым и тонкогубым, однако скоро обнаружилось, что он был любезным и необычайно умным человеком. Ту Хокс не ошибся. У Виаутаса было задание подвергнуть обоих пленников предварительному допросу.